Разбойники, однако, недалеко разбежались. Как только последний человек из отряда путников скрылся за ближайшим поворотом дороги, над кустами стали высовываться головы, потом из-за камней появились люди и спустились на дорогу. Это были грабители, спешившие подобрать тела товарищей и ограбить их.
Только один не принимал участия в этом деле: тот, который стрелял в Галлона. Бледный, растревоженный, он ходил от трупа к трупу, внимательно рассматривая каждого, но когда дошел до человека, похитившего Алису, то упал на колени и зарыдал.
– Ален! Мой бедный Ален! Мой возлюбленный брат, – приговаривал он. – Стало быть, это правда, они убили тебя!
Бросившись на окровавленное тело, он покрыл его поцелуями и слезами. Потом, резко приподнявшись, сказал:
– Они тебя убили, но я знаю их имена, и этот Куси, который разбил тебе голову топором, и этот жалкий фигляр, который нас завлек в засаду, еще попадутся мне на пути. Прежде чем пройдет год, я отниму их жизнь, или они возьмут мою. Клянусь тебе, Ален, и пусть Господь, который слышит меня, проклянет меня и в этом мире и в другом, если я не сдержу своей клятвы!
Как бы успокоенный этим решением, принятым перед лицом смерти, он оставил труп и вернулся к товарищам.
– Пусть раненых перенесут в надежное место, а мертвых похоронят! – велел предводитель. – Сегодня вечером мы оставим Овернь.
Исполнив приказание, разбойники исчезли в долине. Дорога опустела, и только лужи крови и обломки оружия напоминали об ожесточенной борьбе, происшедшей там.
Компьен, который всегда составлял принадлежность короны, ко времени нашего рассказа стал королевской резиденцией. Город менее обширный чем ныне, представлял зато более сельский и живописный вид. Многочисленные сады, разбросанные со всех сторон между домами, пропускали волнами свет и воздух, а соломенные кровли, устланные мхом, придавали ему вид веселости, которое не имеет холодное однообразие более поздних черепичных и аспидных кровель.
Старый замок, который более старались укреплять, чем сделать удобным жилищем, располагался тем не менее в прекрасном месте, и из его узких окон открывался с одной стороны лес, простиравшийся необозримым океаном зелени, а с другой – берега Уазы, за излучинами которой взгляд мог следовать гораздо дальше того места, где эта река сливалась с Эной.