И самого взрыва не помнит, но чётко помнит фигуру деда в исподнем, стоящую рядом с печью перед дощатой перегородкой, отделявшей кухню от горницы. Дедушка держался правой рукой за живот, из-под руки на белую рубаху текла черная кровь. Помнит слова деда, обращённые к дочке, матери героя: «Зоя, меня убило». Осколок прошил тело дедушки со спины и той же ночью он умер. Что было дальше, какие были крики, стоны, действия, он не помнит. Бабушки дома не было и он, наверное, ждал ее до утра, охваченный непонятным ужасом смерти. Он первый услышал стук в заиндевелое окно, подбежал к нему, дыханием протаял кружок, сквозь него увидел в утренних сумерках лицо бабушки, и закричал: «Бабушка! А нашего дедушку убило!» Тело деда в самодельном гробу, сделанном из разобранной перегородки, пролежало в сенях до конца марта, пока земля не оттаяла, и пока не затухли кровавые бои, проходившие в пяти – двадцати километрах от села.
Позже, копаясь в архивах, читая воспоминания и описания участников боев, он найдет оперативную сводку группы армий «Центр» – утреннее донесение 12.02.42 г.: «4-я армия сообщает: 40-й танковый корпус: Группа «Ронеке»: артиллерийский огонь на Дегонка». Именно в ночь с 11-го на 12-е февраля произошла эта трагедия.
Как выжило село, находясь от линии фронта на расстоянии 4 км в течение полутора лет, и как выжили он и остальные обитатели – это, наверное, одному Богу известно. Село было расположено в лощине, повторяя очертания текущей внизу речки Дегна, воды которой через Болву, Десну и Днепр бежали в Черное море. Все, что было расположено на окружающих речку холмах, было разрушено – Покровская церковь, дом помещика Ардалионова, дом священника, его прадедушки по отцу. В селе находился штаб немецкой дивизии, входившей в состав 4-й танковой армии вермахта. Само село располагалось в очень опасной близости к Варшавскому шоссе, в зоне северной части брянских лесов. На юге проходила не менее опасная с военной точки зрения магистраль – Киевское шоссе. После того, как немцев отбросили от Москвы, в начале 1942 года нашим удалось с ходу захватить Киров (бывшую Песочню) и перерезать железную (рокадную, как говорят военные) дорогу соединявшую Брянск, Вязьму и Ржев, тот самый коготь, нацеленный на Москву, который Гитлер назвал воротами в Берлин, и который приказал отстаивать до последнего солдата. Удерживая Ржев и Вязьму, немцы тешили себя надеждами на возможность повторного броска на Москву. Единственной магистралью, питавшей голодных и замерзших солдат вермахта, была Варшавка. Именно здесь обломилось военное счастье Жукова, не сумевшего подрезать под корень этот коготь, несмотря на то, что поражение немцев казалось таким близким – в тыл к немцам прорвалась 33-я армия генерала Ефремова, но немцы сомкнули за ней горло прорыва. Был высажен юго-западнее Вязьмы десант, туда же прорвался первый гвардейский кавалерийский корпус Белова и прорывались они как раз через Дегонку. На память об этом прорыве остался в селе раненый конь Карька, сильно хромавший, почему и не был реквизирован немцами сразу, но, когда пришлось срочно уносить ноги, они его все-таки забрали.