– Тогда где второй носок?
– Где-то.
– Натали, убери в своей комнате.
– Началось. Нормально же общались? Я выключаю музыку и на сегодня заданий хватит?
Натали смотрит на свою маму глазами кота из шрека и та вздыхает и кладет аккуратно тот самый носок на кровать дочери.
– Иди ужинать.
– А что на ужин?
– Какая разница? Мяса не будет, раз ты стала вегетарианкой. Вчера.
– Мама, не вчера! А уже целую неделю.
– Ты вчера ела ветчину.
– А в ветчине нет мяса.
– Тогда забираю свои слова обратно. И иди ужинать. Только, умоляю, надень нечто более приличное.
Когда дверь закрывается, Натали смотрит на свою черную футболку, которая выглядит, как будто бы ее порвали и короткие джинсовые шорты и не понимает, в чем там опять проблема с ее внешним видом. И ничего их никогда не устраивает этих родителей. Натали со вздохом натягивает на себя белую майку и черные лосины, может, так к ней перестанет придираться ее элегантная и старомодная родительница. А что? Выглядит, кстати, вполне неплохо. Может быть, даже в школу можно было бы так прийти. С тяжелыми ботинками. Такими ботинками, от которых мама аж глаза прикрывает. Она-то носит элегантные лодочки без каблуков. Скучно. Очень скучно.
На столе уже стоит салат, заправленный ароматным маслом – излюбленной приправой мамы. Виктория достает из духовки запеченную рыбу и Натали понимает, что была невообразимо голодна все это время. Когда рыба оказывается перед ней, Виктория с усмешкой спрашивает
– А вегетарианцам можно рыбу?
Натали задумывается на секунду. Вообще, вначале, она думала, что и рыбу тоже не будет есть, но сейчас она сомневается в этом опрометчивом решении.
– Хммм… рыба – хладнокровная. Значит можно.
Радостно объясняет она и вставляет вилку в нежную мякоть красной рыбы. Виктория ест аккуратно, Натали быстро и умудряется испачкать свою белую футболку, которая была надета специально для ужина. Виктория никогда не ругает ее за это и никогда не ругала. Может быть, поэтому Натали выросла такой неряшливой? Очаровательной, но уж очень неуклюжей и неряшливой. Но она бы никогда не стала винить маму в том, что выросла неряхой. Иногда, когда у нее на футболке появляются очередные жирные пятна и Виктория причитает, что, видимо, – плохая мать, раз не воспитала в Нат элементарную тягу к чистоте и аккуратности, Натали даже огорчается. Ее мама всегда была лучшей мамой на свете. Разве этого не достаточно? Когда твоя дочь так считает. Разве для этого нужно постоянно драить свою комнату и пугаться, если на белую майку свалился помидор из горячего бутерброда с сыром? Она знала некоторых трудных подростков, которые драили свои комнаты и даже никогда в жизни ничего не роняли на майки. Но считали, что их родители их не понимают, не ценят, не слушают и уж точно не стали бы утверждать так рьяно, как Нат, что их мама – лучшая на свете. Отсюда вывод. Разве истинно хорошие родители просто воспитывают в своих детях тягу к чистоте?