Отца я не помню без бороды, будто он с ней и родился. Мать – женщина как женщина, сохранившая до конца жизни белорусский акцент. Ведь они были белорусы из Могилевщины, уехавшие в 1913 году. У отца белорусских слов было меньше. Я, как помню, очень рано выбросил из своего лексикона белорусские слова. Как мы называли друг друга? Меня они в детстве звали Костик. Это вроде уменьшительное, ласкательное имя, но мне оно казалась почему-то обидным, что ли. В общем я не любил такое имя. Просто Костя лучше. Я же их, кажется, никак не называл. Дело, видимо, была в том, что у них сохранилось белорусское тата, а не отец, папа, папочка. А я не любил это тата. Только раз, помню, вынужденно назвал отца. Он это заметил и потом вспоминал. И мать я не называл, сколько помню [никак]. Не могу еще как- [то иначе]. В сущности, это у меня такое в характере было. Если мне что-то не нравится, я не могу переступить себя. Вот не понравилось имя моей жены – Матрёна… Коротко – Мотя; я ее почти не называл по имени, это она заметила, иногда выговаривала. Но я не мог побороть себя и не называл никак.
Отец был характером не злобным. Никогда, кажется, не ругался ни на нас, ни на жену. Ее, кажется, редко называл Ольга.
Зато мать его всегда звала Борис! К нам, детям, относилась по-разному, особенно ко мне и Алексею. Алексея она больше любила, чем меня. Когда Алексей женился, они (семья) в это время переехали в Тесь, у них родился Витька. А когда мы поженились с Мотей, у нас родилась Райка. Матери не нравилась моя Матрёна, Алешкина Анна Семёновна лучше нравилось.
Отец лучше разбирался – кто что стоит. Это мне нравилась, Мотя за это его уважала. Потом Алексей и все… Анна с Витькой тоже. Матрена с Райкой жили с ними до конца его жизни и похоронили. Только могилка потерялась… Так у нас хоронили; уже шла война, было 24 ноября 1941 год. Мне на Сахалин пришла телеграмма.
Отец здесь был бондарем. Делал кадки, кадушки и разные квашни. И проч. мелочь. Этим и жили. Не помню, занимались ли сельским хозяйством. Наверное, отец все-таки хотел иметь землю, но там ее у нас не было. Мать после его смерти продала инструмент отца (мне его и сейчас жалко) за куль какого-то зерна, что ли. Потом она жила, наверное, у Наташи на Большой Ине, выходила замуж за Чепчика. Но он умер. И она уехала к старшей дочери Парасковье, там и умерла [мать] на девяносто третьем году жизни. Один раз приезжали ко мне вместе мать с Парасковьей (мать её звала Парасья). С девчонками Парасковьи Лидкой и Анной я встречался в Красноярске, мне они нравились. Запомнил: один раз я нашел Лидку на улице, она купила бутылку, и мы с ней напополам выдули.