Побыл ещё немного и ушёл…
Сорвался он, повесился на ёлке.
В каморке, среди веников и швабр,
За пузырьками уксусных эссенций,
У бабушки моей жил немец Шваб.
За швабру прятался, когда играли в немцев.
А бабушку он называл бабушка.
Потом, когда закончилась войнушка
И резко изменился интерес,
Шваб растворился. У меня в кармане
Остался от него Железный крест.
Сто раз убитый, он опять воскрес
И появился на большом экране
С моноклем, группенфюрером СС.
Ходили фильм смотрели без затей,
В котором полтора часа, не меньше,
Насиловали женщин, жгли детей,
Потом опять насиловали женщин.
Я тоже мог надеть ему мешок.
От бабушки мне не было бы порки.
Но почему я Шваба не поджёг,
Когда сидел он запертый в каморке?
Дунай не Волга, Волга не Нева,
Но были вены, вскрытые «Невою»,
Со щёк не выбривалась синева,
И щёки отливали синевою.
Ах, Волга-Волга, мать моя родна!
Побила все рекорды по надою.
К тебе ходила девочка одна,
Кровь с молоком, а кровь плыла с водою.
Хотелось тебя вычерпать до дна.
Она звала прирученного волка,
Не подходя к воде, издалека,
Вытягивая руку: «Волга, Волга!»,
И подбегала гордая река.
У снайпера большие на примете,
Прострелена рука или бедро.
Как быстро повзрослели наши дети,
А весили как полное ведро.
Шли водоносы, ускоряя шаг,
С двумя бидонами в оптическом прицеле.
Один был можно, а второй – в дуршлаг.
Вот так и выжили, вот так мы уцелели.
Похожая на Прель Мишлин,
И расписались вот – в апреле,
У тётки воды отошли.
Домашние воды согрели.
В землянке будет новый житель.
Благоволения не просим.
«Ну, покажите, покажите!»
И всё такое, тоси-боси.
Обидам детским несть числа,
Ведь повитухи злые были.
«Водичку я им принесла», —
Отшлёпали и дверь закрыли.
Вдоль берега по заводи пойду,
Ступая, аки по суху, по льду.
По тминному, по минному полям
Без посоха – не верю костылям.
Опоры шатки некуда воткнуть.
Сбегутся шавки? Ногою пнуть.
Чуть оттолкнуться и – благодать!
Слетела бутса – рукой подать.
Пробить от края, спугнув ворон.
В ворота рая… лети, мой дрон.