«От женщины должно пахнуть парижским воздухом, а не формалином и спиртом», – говорила другая Люсина бабушка. Люся не понимала к чему такие сложные обороты, но послушно следовала наставлениям.
В театре трудно разобрать, тот или иной аромат: не будешь же каждого обнюхивать в антракте. А вот возле гардероба на выходе – совсем другое дело. Здесь Люся чувствует себя настоящей охотницей (Дианой двадцать первого века), или охотничьей собакой, идущей по следу.
Чаще всего, чутье, доставшееся от бабушек, не подводит Люсю, но почему-то наблюдаемый объект оказывается со спутницей или спутником.
Вдыхая, Люся берет у гардеробщицы шубку и шляпу. Приехав домой на троллейбусе, добавляет еще граммов сто пятьдесят коньяку, берет духи с полочки и засыпает на диване в вечернем платье.
Люся давно заметила, что слова, имеющие с своем составе «интер», не то, чтобы странно звучат, но странным образом путаются в сознании. И если подумать… Если очень хорошо подумать, имеют что-то общее.
«Интернет, интернат, принтер, интерн, интердевочка».
Люсина подруга говорит, что ее слишком далеко заводят ассоциации.
«Ас», «соц»: ассорти, социум… ум, уникум…»
Кто-то недавно сказал, что у Люси милый интерьер.
«Ах да, ведь это так называется!» – вспоминается Люсе.
Кресла, телевизор, гарнитур в кухне. Но больше всего Люся любит окна. Особенно открытые. Светло, и свободно дышится. Люся и небо – один на один. до лета, пока в их отношения не влезут назойливые мухи и комары.
А вчера к Люсе на диван приземлилась мышка, летучая. Люся выпустила мышку и проплакала всю ночь. Не из жалости – мышка травм не получила… Люсе стало обидно, что эта «зубастая гадость» (Люся так не думала, но сказала) может вот так залетать в чужие окна и, наверняка, знает все ее секреты.
«Но ничего… хорошо, что мышки только пищат, а не разговаривают».
Люсе снится, как она прыгает с Эйфелевой башни и парит над Елисейскими полями, где странные знаки, оставленные пришельцами, напоминают надписи: «Франция для русских». Coco…», «От женщины должно пахнкть прижским воздухом». Бабуля…», или что-то в этом роде.
Иногда, так: Люся на больничной кровати. Кругом баночки, трубочки. Люся неизлечимо больна. Ей незачем больше жить. Люся вскрывает вены скальпелем, причем – повдоль, так надежнее. Сечение больше. Кто-то бьет Люсю по лицу: «Проснись. Приличные мужчины ходят в театр, а не в ночные клубы «трясти ягодицами»! Организм – храм и предпочитает натурпродукты! Парижским воздухом, а не формалином и спиртом!..». Люся не слушает, она взлетает и парит над Елисейскими полями, где появляются новые надписи: «Хочешь жить – живи, как хочешь ты!» Люся».