– Пеленку меняла? Молоко есть?
Неля хочет что-то объяснить, но плач, даже далекий, выделяется из всех и заставляет нервничать. Она путано говорит про отказ, про ребенка, про акушерку.
Из бессвязного потока речи дежурная вылавливает имя. Кивает на телефон рядом:
– Валентина Степановна в неонатологии была, набирай 37.
Рука дрожит.
– Атаева? Утренняя? – голос на том конце. – В отказной палате мест нет. Что мне твоего ребенка в сумке домой унести? Позже зайду. Все, некогда.
Неля возвращается в палату. Ее ждет самая странная в жизни ночь. Слушать ор невозможно. Дрожа, она разворачивает кулек, и на свет появляются красные, сморщенные ножки-крючки и такие же нелепые тонюсенькие ручки. На одной из них – пластиковый браслет с ее фамилией. Неля осторожно берет комок на руки, маленькая голова с темными волосами безвольно ложится на ее плечо. Что-то странное происходит внутри, все нервные окончания будто сосредоточены в том месте, которого коснулся ребенок. Она ошарашенно молчит и не дыша кладет свою ладонь на маленькую голову. Малышка замолкает.
По щекам, кажется, катятся слезы. Неля сглатывает и неуклюже кутает дочь в пеленку. Кладет ее на кровать и осторожно ложится рядом сама. Смотрит удивленно на кукольную ладошку, осторожно, будто на пробу, берет своими пальцами. Детский запах заполняет легкие, не давая дышать.
Этажом выше Валентина Степановна обходит палаты, проверяет плотно закрытую дверь пустой палаты отказников. Снимает халат, чувствуя в кармане сложенную вчетверо бумагу, где кудрявым, почти детским, почерком выведено: «Заявление». Комкает бумагу.
– Заявительница. Горе луковое, – еле слышно бормочет она и улыбается своим мыслям.
Это был летний день в небольшой деревушке. Над землей вилась солнечная истома. Пахло скошенной травой. Отчего-то молчали деревенские псы, лишь изредка слышалось жужжание пчел и тихие разговоры людей. Мир не бежал, а плыл в этой жаре. Он будто готовился замереть.
У порога дома нас встречал отец. Он обнимал каждого, смотрел в глаза, в которых застыл один, не требующий ответа вопрос: «Как же так?». В просторном зале замерли люди. Я шла по деревянному полу, чувствуя каждую дощечку.
Я хотела увидеть ее, но медлила. Шла, не поднимая головы, видя лишь ноги окружающих меня людей. Вспоминала наш последний разговор.