Увы, я не бунтарь и не революционер по своей сути.
А кто же ты? Так я себя спрашиваю иногда.
Бабушка говорит, что это вопрос всех хороших девочек в шестнадцать лет. Она, видно, не знает, что в наше время в наших краях назвать кого-то хорошей девочкой значит оскорбить.
Ну, может не оскорбить, но задеть точно.
В наше время в наших краях…
Все стали такими порочными и грешными, что просто не знаешь куда бежать. Послушать моих одноклассниц, так у них день начинается и заканчивается пороком, развратом и сексом со всеми подряд. Есть в классе, конечно, несколько отличниц, то есть мокрых куриц, которые сидят за учебниками с утра до вечера и не ходят на дискотеки.
Я – белая ворона и держусь в сторонке.
Ходят слухи, что сейчас быть белой вороной даже модно. Важно, в чем эта твоя беловоронность выражается. Ничего себе загнула, правда?
Я обожаю придумывать новые слова. Это мое хобби, и появилось оно после того, как я прочитала несколько статей о том, что в других языках есть слова, которые выражают понятия, которые у нас есть, но для них нет отдельного слова.
Коряво, конечно, сказала, но попробую объяснить.
Все из нас когда-то гуляли в лесу. И видели, как сквозь деревья пробиваются лучи солнца. И все знают, как это красиво. Так вот: в Японии для этого есть специальное слово – комореби (Komorebi) – лучи солнца, пробивающиеся сквозь деревья. Японцы вообще смотрят на мир другими глазами и любят придумывать маленькие слова к тому, что у нас нужно описывать десятью предложениями.
У меня с лесом отношения особые. Ах, форрест-форрест. Ты – тоже лес.
Но об этом я расскажу позже. Вернемся к истории на базаре.
Когда я твердо решила, наконец, разобраться с курением, а, точнее, понять нравится мне это или нет, и почему все делают вид, что им нравится, я пошла за пачкой сигарет, чтобы тихо-спокойно (не прячась от мамы) покурить в парке, не вздрагивая от каждого шороха.
Я решительно подошла к ларьку, убедилась, что продавщица – не какая-нибудь мамина знакомая (что случается довольно часто в наших краях), и, сделав безразличное взрослое лицо, стала в очередь за двумя парнями. В этот момент мой взгляд упал на соседний прилавок с грушами и петрушкой, возле которого упорно топталась Ираида Николаевна (в быту – Иуда Николаевна) и обнюхивала груши. Она была очень увлечена процессом, но повернуть голову могла в любой момент. Мне ничего не оставалось делать, как отойти немного в сторону, чтобы она (не дай Бог) не подумала, что я стаю в очереди к ларьку с сигаретами, и громко с ней поздороваться.