– Прошу прощения, сэр, – вдруг раздался голос откуда-то сзади.
– Что? – мистер Эглингтон повернулся и воззрился на не пойми откуда взявшегося дворецкого. Слуги всегда напоминали ему привидений. – В чем дело? – спросил он, недовольный тем, что его веселье так бесцеремонно нарушили в самый неподходящий момент.
– Прошу прощения, сэр. К вам прибыл еще один гость. Сэр Себастьян Атталь. Он ждет внизу.
– А, Себастьян, – вмиг просветлел хозяин дома. – Так пригласи же его скорее. Я познакомлю его с нашей чудесной мисс Адлер.
Последняя фраза была брошена скорее самой мисс Адлер, нежели дворецкому. Впрочем, его к тому моменту уже как ветром сдуло.
Через несколько минут в гостиную вошел высокий красивый молодой человек. Это был один из представителей того редкого вида людей, появление которых не может остаться незамеченным. Они приходят не одни, а всегда в сопровождении какого-то невидимого, но хорошо осязаемого ореола благополучия, успеха и процветания, и излучают такую непоколебимую уверенность и обаяние, что вероятность не попасть под их влияние также бесконечно мала, как вероятность стоящего в поле человека увернуться от солнечных лучей в ясный день, после чего у присутствующих в голове непременно возникает лишь одна мысль: «Наконец-то вы пришли! Только вас мы и ждали!».
Что касается наружности, новоприбывший господин являл собой статного джентльмена с прямой осанкой в дорогом наряде, скроенном по последней моде и сидевшем на стройной подтянутой фигуре идеально. Но все-таки наряд этот нельзя было назвать безукоризненным, ибо присутствовала в нем некая легкая небрежность, которая характеризовала своего владельца как персону творческую, увлеченную и незаурядную. Вместе с тем это был человек высокоинтеллектуальный, хорошо образованный, с трезвым умом и критической оценкой всего вокруг, исключительно проницательный, наблюдательный и дальновидный. У него были благородные строгие черты лица и совершенно необыкновенные мальчишеские, если не сказать детские, лукавые глаза, которые выдавали в твердой натуре абсолютно беспечную, чистую, ребяческую душу с неуемной жаждой жизни и невероятным человеколюбием.
Взгляд его был особенным: насмешливым и беспокойным. Казалось, этот человек из последних сил удерживает в себе поток неистовой буйной энергии, способный в любую секунду вскипеть и вырваться наружу, приняв совершенно неожиданную форму в зависимости от того, что вызвало этот взрыв: от холодного стихийного гнева до безудержного хулиганского веселья.