Надо же, какой необычный батюшка… Другой бы упал в обморок и впал в истерику только от одного слова «магия», не говоря уже и обо всем прочем. Кстати, есть у меня к нему еще один вопрос…
– Отче, – с придыханием произнесла я, – а правда, что вы собственноручно сразили и повергли в прах отродье самого дьявола?
– Сразил и поверг, дочь моя, – ответил тот, – и не одного, а как минимум трех. Одного очень сильного, который и затянул сюда всех нас, и двух других значительно слабее. Но основная заслуга в этом все же не моя – я был в этом деле всего лишь инструментом, проводником воли того, кто значительно выше, мудрее и сильнее меня, простого православного священника. Я понимаю, что тебя мучают ужасные сомнения, но если ты все же хочешь выслушать наш с ним совет, то давай наконец приступай к своей исповеди.
– Хорошо, отче, – сказала я и начала свой рассказ, который не буду приводить, потому что тайна исповеди для меня священна. Отец Александр, думаю, тоже не будет распространяться о том, что он от меня услышал. Говорила я примерно час или больше, и когда я наконец выложилась вся до дна и замолчала, закат на небе сменился глубокой звездной ночью, и только алая плоска вечерней зари на западной части горизонта указывала то место, куда закатилось дневное светило. Закончив дозволенные речи, я испытала необычайное облегчение и умиротворение – как говорила моя нянька в те времена, когда я была еще совсем ребенком: – «Будто Христос босиком по душе прошел».
Батюшка, выслушав меня, некоторое время помолчал, уйдя в себя, будто собирался с мыслями, или с кем-то советовался. Я с облегченной душой терпеливо ожидала его ответа, думая лишь о том, доведется ли мне теперь вернуться в родной мир и отчий дом, или же так и предстоит все оставшиеся мне дни скитаться по совершенно чужим для меня местам. Потом наконец, видимо, приняв какое-то определенное решение, он снова обратил внимание на мою скромную персону и заговорил, только на этот раз голос его был каким-то не таким, как раньше, и от его звуков кожу буквально обдавало морозной волной. И тут каким-то шестым чувством я поняла, что на этот раз со мной говорит отнюдь не отец Александр, и от волнения мне даже сдавило грудь…
– Знаешь что, дочь моя, – сказал этот голос, – тебя измерили, взвесили и сочли годной, несмотря на то, что ты еще не достигла совершенства. Оставь в прошлом свою гордыню, родовую спесь и гонор. Гордись только теми делами, что сделаны тобой лично, а подвиги предков – это теперь всего лишь история. Помни, что вместе с людьми Серегина ты сила, способная свершить множество великих дел, а без них ты исчезающее малая величина, которую вихри грозных событий подхватят как пушинку и развеют в прах. Ты поняла меня, дочь моя?