– Что же делать? – Я весь был сочувствие и участие.
– Нельзя освободиться от тьмы: нужно наполниться светом. Промежуточных состояний не бывает. Я, например, понимаю: вот это плохо. Ну а что же хорошо? Мало закрыться для лжи – надо открыться правде. Живой, любимой правде.
– Законной жене?
NN рассмеялся, но глаза остались грустными, а может, просто усталыми.
– Неужели ты думаешь, я тебе о себе рассказываю?
– А разве нет? – простодушно ответил A.B.
– Ну думай. Тебе полезно. Жизнь у нас большая впереди, придется еще бороться. Только не держи квартиру пустой.
Вышла из отделения экипажа стюардесса, сообщила, что самолет через несколько минут совершит посадку в столице Алжирской народной Джамахирии, городе Алжире».
Позвонили вечером в храм, попросили священника к тяжелобольной. На следующий день после литургии пошел по адресу: нашел одноподъездную двенадцатиэтажную башню. Снаружи она симпатичная. У подъезда сирень. Внутри – мрак. Пыльный цементный пол в выбоинах, прутья лестничных перил свернуты в бараньи рога, кнопки лифта прожжены сигаретами, стены размалеваны какими-то фантастическими рожами и исполосованы бранью. Наскальные рисунки далекого человечества говорили об охоте, о жертвоприношениях, кое-что рассказывали о быте – отражали то, что видел и чем жил человек.
Подниматься мне на двенадцатый этаж. Вошел в скрипучую кабинку, со стоном сдвинулись за мной ее дверцы, и я поплыл вверх, трясясь, с мыслью: «А когда-то же должна эта разболтанная люлька низвергнуться в шахту. Не со мной ли?» Нет, меня миновало. Я приехал. На лестничной площадке мешки с картошкой, изодранный диван и журнальный столик с миской окурков. В квартире душно.
Вот еще один человек, старенькая, пожелтевшая от болезни женщина, покидает ту жизнь, которая казалась ей когда-то, без сомнений, необозримой, единственной, полной будущих радостей. Теперь у нее все позади, теперь последние ее дни здесь, временами почти агония. Но то, что с ней, еще очень даже неплохо. Ей восемьдесят шестой, вокруг тихие серьезные родные. Трогательно ухаживает за ней ее невестка: видно, что ни у кого из домашних так хорошо не получается ее вертеть, подмывать, поить с ложечки. Онкология – наша современная чума, не щадящая и совсем молодых.
А бабушка, к общему удивлению, пришла в себя, сама разговорилась, так что мне даже пришлось просить всех удалиться за дверь: момент важный – человек начал исповедоваться. Мне-то ясно, что есть тайны сердца; бабушке сейчас все равно, а на лицах некоторых родственников изобразилось недоумение: ну зачем прошлое ворошить и что она там может сказать путного…