Что ж, так и есть. А вся наша сегодняшняя жизнь, если ее привести к этому окошку в будущее, большинством голосов спросит: «Ну и что? Жизни не радоваться?» – «Радоваться! С умом в черепе».
За монастырем, дальше, в громадных инкерманских каменоломнях, образовавшихся от добычи строительного камня, в войну скрывались от немцев люди: работал госпиталь, в школе учили детей, и даже маленький детский сад открылся. И когда стало не хватать воды, начали использовать запасы шампанского. В нем кипятили бинты, его пили взрослые и дети, и раненому перед операцией, за неимением иной анестезии, давали выпить сразу бутылку.
В монастыре мы купили альбом со старыми фотографиями-открытками. В альбомчике есть одна замечательная, с такой подписью: «Инкерманский монастырь. Ветераны Крымской войны – участники обороны Севастополя 1854-1855 годов в монастыре. Фотография. 1905 г.». На фото восемнадцать человек, семнадцать – седобородые или седоусые старики. Старцы, просится слово. Лица у всех серьезные, собранные, у многих при этом еще и приветливые, даже ласковые.
Эта фотография – единственная в своем роде в альбоме. Все прочие представляют собой виды природы, монастырские храмы. И августейшее семейство, снятое со значительного расстояния, так что лиц не различить, тоже попадает в ряд общих видов. А эти старцы на коллективном портрете, дожившие до начала XX века – иным за 70, кому за 80, а кому-то и все 90, – совсем особенные. Насколько же человеческое лицо богаче любого сооружения, величественной скалы или дух захватывающей дали! Оно – дело рук Божиих и согрето дыханием жизни. Можно в каждое вглядываться долго. Не на камень смотришь.
Тоже примечательная деталь – жизнь в форме и по форме. У всех на головах фуражки, на застегнутых кителях – медали. А сидят они, и стоят, и между собой беседуют не скованно, а по-приятельски просто. Двое-трое внимательно смотрят на фотографа, то есть в аппарат, что торжественно установили перед всеми на треноге. Строгие и добрые ветераны.
Конец ознакомительного фрагмента.