– Да покажите же!
Гейнц через полминуты, путаясь в рукавах халата, благоухая мылом, был в комнате и протягивал руки к ребенку, бледный от волнения.
– …Бог мой! Какой страшный! Вебер, только от тебя могло родиться такое чудовище! – воскликнул Гейнц. – Даже красота фрау Анны не спасла это красномордое, несчастное, орущее существо… Что, сам себя испугался? Что ж ты орешь так? Решил всё зараз выплакать?..
– Он не плачет… Он кричит, – ревниво ответил Вебер, пытаясь забрать сына у Гейнца. – Сам ты чудовище красномордое…
– Не ругайся при детях, Вебер. Если он еще кроме твоей внешности унаследует твои роскошные манеры – это будет кошмар, я не виноват, что на картинах младенцев рисуют совсем другими, я не был готов такое увидеть… Иди ко мне, мое маленькое страшилище… Я привыкну, ты не плачь, я тебя и таким любить буду, что поделаешь…
Анечка улыбалась, слушая серьезный монолог Гейнца и яростно-тихие возражения Вебера.
– Сам ты страшилище! Отдай…
– Иди к лешему, Вебер, это мой племянник. Не рыдай, моё маленькое лысое чудовище. Лысый – как Абель! Вот кому бы ты точно понравился, а Абелёчек-то свое счастье пропустил!.. Проворонил племянника…
– Говори тише, Гейнц… Что ты как труба иерихонская разорался?
– Да я шепотом говорю, Вебер, я ж не дурак.
– Все равно громко. Ему страшно…
– Ну, если он еще и такой же трус, как ты, я-то тут причем? Иди к жене, дай мне спокойно подержать моего ненаглядного уродца…
– Сам ты уродец.
Карл пытался заглянуть на малыша и так, и эдак, но Вебер с Гейнцем все укрывали от него лицо малыша.
– Дай его мне, Гейнц, – сказал тихо Карл. – Иди ко мне, мой красавец… Ну их всех, ничего они не понимают… Красота какая, хоть что-то, Вебер, у тебя хорошо вышло с первого раза…
Карл тоже улыбался незнакомо.
– Горластый, молодец, не будет, как папаша, блеять. Да, мой золотой?
– Нет, но правда, вылитый Абель. В Корпусе еще один лысый… – Гейнц не закончил фразу под взглядом Аланда. – Да я что? Я говорю, что это первое чудо Корпуса. Анечка, ваш муж уже про вас позабыл, не слушайте – я его нарочно дразню. Вы ему теперь не нужны – он так и будет трястись над своим головастиком.
Гейнц вышел и вернулся с большой вазой роз, поставил их у постели и поцеловал Анечку в щеку, поцеловал ее руки.
– Идите в ту комнату, – сказала Агнес. – Все, кроме Рудольфа.