– Мы перешли на ты, Клаус. Не думай больше о концерте, в храме отдохнешь, я тебе колыбельные поиграю.
Венцель улыбнулся, Вебер почти простил себе свой мягкотелый поступок. Главное, чтобы ни медитация, ни занятия сегодня не пострадали, а то, что этот бедолага с выплаканными глазами заулыбался, простит Веберу Господь, и, будем надеяться, Аланд тоже.
Они поднялись в квартиру, Вебер поручил Венцелю приготовление чая, ушел переодеваться, пусть это не гостеприимно – отправлять гостя с приготовлениями на кухню, но Венцелю надо отвлечься. В голове вертелся их короткий разговор. Почему он сказал, что Аланд появляется, как черт, что за нагоняи устраивал ему Аланд, раз они не общались? И точно ли они не общались, как пытается Венцель изобразить?
– Аланд приходил к тебе без Агнес? Ты говорил про его нагоняи – такое случалось?
– Пару раз было. Когда мать умерла, я остался один. Отец уже лет пять жил в Штатах, мать все опиумом забавлялась, пока однажды, не знаю, случайно или нарочно, но она перебрала. Квартира огромная, я один, мне шестнадцать лет. Агнес, конечно, приезжала каждый день, но большую часть времени я был один. Гимназию закончил, в Школу музыки меня приняли без вопросов, я неплохо, вообще-то, играю, и занимался я, сколько себя помню. Было тошно, хоть руки на себя наложи, я нашел в комнате у матери опиум, решил попробовать. Попробовать не успел, потому что явился Аланд, думаешь, он мне хоть слово сказал?
– Нет, просто всыпал.
– Да, но порошок унес. Я разозлился, проревелся, думал, все равно себя прикончу. Пришла Агнес – все вроде бы и ничего, слезки мне вытерла, объяснила мне еще раз все, что я и так знаю, уснул, проснулся, опять никого, квартира с обколовшимися и обкурившимися призраками мамочкиных вечных гостей, – как я их всех ненавидел, ты не представляешь. Мне было так плохо, на улицу вышел – там холод, идти некуда, вернулся домой – те же кошмары. Вспомнил, что у матери в комнате еще коньяк и вино всякое для ее кавалеров стояло, выпил, уснул, а проснулся оттого, что опять эта сволочь из меня не то что душу, а и кишки выворачивает, над унитазом меня нагнул и, пока из меня все не вывернуло, не успокоился.
– Аланд?
– Кто ж еще? Все, что спиртного в доме было, при мне в унитаз, но Агнес в тот же день перевезла меня на другую квартиру, поменьше, попроще, зато кошмары мучить перестали. Деньги она мне на счет положила, до двадцати лет я ими пользоваться не мог, они мне с Аландом и учебу оплачивали, и на жизнь давали. В двадцать я стал ассистентом у своего профессора, ученицы, женщины, друзья, карты, рестораны, доступ к деньгам получил – и мигом спустил. От Аланда больше не гроша, пришлось по урокам бегать, но, понимаешь, я не могу быть один, особенно вечерами. Если с ученицей ничего не получалось, такое бывало, врать не буду, тогда кого угодно, где угодно… Я ненавидел эти пустые жуткие ночи, даже на новой квартире. Привел, как всегда, недавно подружку домой, мы с ней так хорошо устроились.