Свидетельством заинтересованности Людендорфа в этом вопросе стала посылка им в начале июля майора генерального штаба Вернера Кранца в Стокгольм для контактов с Мексмонтаном. Кранц, работавший в военно-политическом отделе генштаба под началом генерала фон Бартенверфа, отвечал именно за финские дела. При встрече с Кранцем Мексмонтан особое внимание уделил вопросу предполагаемой высадки германского десанта. Судя по всему, Мексмонтан не мог дать сколько-нибудь исчерпывающие ответы на вопросы немецкого визитера. Наиболее реальным итогом беседы стало отданное Людендорфом после получения сообщения Кранца распоряжение об активизации офицерской и унтер-офицерской, а также технической подготовке чинов 27-го егерского батальона. Собеседники Кранца поднимали и вопрос о заключении германо-финляндского союзного договора наподобие германо-болгарского, но Кранц уклонился от его обсуждения как выходящего за рамки полученных им директив. Впрочем, несмотря на демонстрируемую активность, Военный комитет так и не сыграл сколько-нибудь значительной роли. Даже приглашение осенью на роль лидера генерал-лейтенанта Класса Густава Роберта Робертовича Шарпантиера, а в конце года генерал-лейтенанта К. Г. Э. Маннергейма ничего не изменило.
Разведывательную информацию германское командование получало не только от Военного комитета. В частности, такую информацию поставляло так называемое «Бюро на Лиисанкату» в Гельсингфорсе, собиравшие такую информацию Рагнар Хейкель и Эрик Мальмберг вынуждены были бежать в Швецию, основав в Хаапаранте «Firma Hansson och Lund».
В то время пока Мексмонтан обсуждал возможность получения германской помощи, ситуация в Финляндии продолжала накаляться. Созданный после февральских событий в России коалиционный сенат во главе с социал-демократом Оскари Токоем столкнулся с целым рядом вызовов. Руководство буржуазных партий при формировании сената Токоя надеялось, что участие социал-демократов в правительстве даст определенные гарантии того, что какое-то время в сложившейся неустойчивой и непонятной ситуации в Империи удастся избежать острых социальных конфликтов в Финляндии, не допустить радикализации обстановки. «Все революционные идеи из России неизбежно перекочуют в Финляндию, – подчеркивал своим однопартийцам младофинн Рудольф Холсти, – виноградная лоза и вино не единственные источники опьянения, ими являются и идеи». В свою очередь, беря на себя отстаивание прав Финляндии и в конечном счете достижение ею самостоятельности, социал-демократы в определенной степени рассчитывали на то, что их коллеги в сенате позволят им провести ряд социально-экономических реформ. Нельзя утверждать, что подобный расчет был ничем не оправдан. Только слепой не мог видеть, что политические оппоненты социалистов просто не располагали сколько-нибудь реальными возможностями для воздействия на внутриполитическую ситуацию. Традиционные государственные институты, которые можно было бы использовать для оказания нажима и подавления соперника – армия и полиция, просто отсутствовали. Первая исчезла еще в начале столетия, вторая прекратила свое существование уже в марте 1917 г. (за исключением Або). Затягивание решения вопроса о создании в стране правоохранительной службы и довольствование имевшимися отрядами милиции (полностью лишенными какого-либо опыта работы в столь специфической сфере) не пошло на пользу социал-демократам, когда прокатившиеся летом по сельской местности забастовки показали, что сопутствующие им эксцессы трудно устранимы, а стихия анархии все более охватывает значительную часть населения.