– Шагом мар-рш!..
Батарея ни с места: рвутся без толку и волнуются лошади в непривычной для них новой упряжке. Ездовые, почти все никогда не ездившие в орудиях, лезут вон из кожи, и все-таки ничего не выходит. На ровном месте не могут взять лошади.
– Ездовые, слезай! Выпрягай!
– Ну, Тимофей Максимович, как нам дальше быть с этим делом?
– Времени еще много у нас, ваше высокоблагородие, все постепенно наладится.
Т. М. Галущук, подпрапорщик, назначенный в 6-ю батарею на офицерскую должность, – красивый 28-летний брюнет. Я знаю его упрямую хохлацкую натуру, а потому пользуюсь случаем, чтобы его еще подзадорить:
– Вы уверены в этом?
– Так точно, ваше высокоблагородие!
– Ну, хорошо, тогда я всецело поручаю вам это дело.
* * *
– Ваше высокоблагородие, разрешите моему сыну хотя один день побыть со мною. – Я оборачиваюсь: на меня смотрит нерешительно грустными слезящимися глазами старый еврей с длинной седой бородой. В руках мнет шапку. – Я нарочно приехал из Могилева, чтобы проститься с сыном.
– Как фамилия вашего сына?
– Расницов.
– Кузнец? Конечно, разрешаю.
Мы направляемся к кузнице, где идет спешная перековка лошадей. Молодой Геркулес кузнец Расницов, весь красный от жара, идущего от горна, и от усиленной работы, даже не поднял глаз на своего отца.
– Расницов, оставь работу, иди с отцом.
– Не время, ваше высокоблагородие, я не пойду.
А за стеной по плотно убитой земле открытого манежа стучат копыта лошадей, и слышится уже голос подпрапорщика Галущука:
– Да не тяни ее, черт!.. Не затягивай!.. Отпусти повод!..
Старый еврей молящими глазами взглянул на меня. Я пожал плечами и вышел.
* * *
– Два патрона, беглый огонь! – несется по всему казарменному двору громовой голос старшего офицера поручика Яковлева.
Слышится щелканье курков орудий и лязг металла орудийных замков. Восемь орудий, вытянутых в одну линию, окружены суетящейся орудийной прислугой.
– Смирно!..
– Ну, как идет дело?
– Слабо пока, господин капитан: главное препятствие в том, что люди никак не могут освоиться с действительной простотой работы при орудиях. Ведь в большинстве они этих орудий не видели, и им кажется, что непременно тут должно быть все очень трудным. В особенности их пугает панорама[1]: такой сложный прибор, и так проста и легка с ним работа>10.
– Ваше высокоблагородие, – прибежал, запыхавшись, дежурный по батарее фейерверкер, – там какой-то полковник вас спрашивают. Вот они сами идут сюда.