Николай Михайлович Карамзин - заметки

Карамзин родился 1 декабря 1765 года, в Оренбургской губернии, в селе Михайловке (Преображенском). – Здесь и далее примеч. автора, если не указано иное.

Отец Карамзина был женат два раза. Николай Михайлович родился от первого брака (от Екатерины Петровны Пазухиной) и был третий сын. Вторая супруга его отца, Авдотья Гавриловна Дмитриева, была тетка Ивана Ивановича Дмитриева.

Василий Михайлович был весьма образованный человек своего времени, сам воспитавший себя на энциклопедии д’Аламбера. Николай Михайлович чрезвычайно уважал брата, находился с ним в постоянной переписке, спрашивал его советов, извещал его обо всем, что делал и предпринимал. Впоследствии, занимаясь сочинением «Истории государства Российского», Николай Михайлович писал к брату о ходе своих трудов; так что из писем историографа мы знаем, что и когда было им писано. Письма эти имеют для нас необыкновенную важность, как это читатель увидит ниже. При всем уважении к брату, историограф не разделял его мнений. Василий Михайлович не был женат, вел жизнь независимую и был любим и уважаем всеми знавшими его. Заметив однажды необыкновенные способности у одной девочки, он занялся ее воспитанием. Впоследствии воспитанница его получила необыкновенную страсть не только к литературе, но даже и к наукам. Эта редкая женщина выучилась даже латинскому языку и считалась ученейшею во всем околотке, не выезжая из пределов Симбирской губернии. Будучи всем обязана Василию Михайловичу, которого считала вторым своим отцом, она питала необыкновенное уважение ко всему роду Карамзиных, в особенности же к H. М. Она изучала, можно сказать, все его произведения, восхищалась его славою, и гордилась тем, что была воспитанницею брата великого Карамзина. Ей хотелось хоть раз в жизни видеть историографа. Употребив все средства, она прибыла наконец в Петербург, но историографа уже не было на свете. Семейство Карамзина обласкало женщину, благоговевшую к памяти историографа. Возвратившись в Симбирск, она вскоре умерла.

Неизвестно, в котором году Карамзин был отвезен в Москву, но из его «Путевых записок» (издание 1801 г. Ч. VI. С. 344), видно, что во время Американской войны он уже был пансионером Шадена, и читал донесения торжествующих британских адмиралов. Следовательно, это было между 1776 и 1780 годами.

De Gimnasiis in Moscovia rite adaperiundis.

В бытность свою в Лейпциге, Карамзин видел памятник Геллерта, и писал при этом случае следующее: «Тут вспомнил я то счастливое время моего ребячества, когда Геллертовы басни составляли почти всю мою библиотеку, когда читая его «Инкле и Ярико», обливался горькими слезами; или, читая «Зеленого осла», смеялся от всего сердца. Когда профессор, преподавая нам, маленьким своим ученикам, мораль по Геллертовым лекциям, с жаром говаривал: «Друзья мои! Будьте таковы, каковыми учил вас быть Геллерт, и вы будете счастливы». Этими воспоминаниями растрогал я свое сердце. История жизни моей представилась мне в картине: много тени и мрачности» («Письма русского путешественника», Лейпциг, 15 июля).

Будучи в Данциге, он писал к своим друзьям: «Хотелось бы мне видеть и профессора Тренделенбурга, чтобы поблагодарить его за греческую грамматику, им сочиненную, которою я пользовался и впредь надеюсь пользоваться». («Письма русского путешественника», Данциг, «11/23 июля 1787 г.).

Но Карамзин не говорил по-английски; поэтому, будучи в Англии, он пишет в своих «Письмах»: «Я теперь крайне жалею, что так худо знаю английский язык». (Издание 1801 г. Ч. VI. С. 119).

Все сказанное здесь о пребывании Карамзина у профессора Шадена сообщено мне покойным А. И. Тургеневым, который, вероятно, слышал это от самого же Карамзина.

Когда именно Карамзин окончил свое образование, наверно не известно; но так как он сам в примечании к одному стиху, «Послания к женщине», говорит: «Автор, будучи семнадцати лет, думал ехать в армию («Сочинение Карамзина». 3-е изд. T. I. С. 101), то должно полагать, что образование его кончилось в 1782 году.

Карамзин уже был известен Новикову своим переводом Геснеровой идиллии «Деревянная нога», напечатанной в Санкт-Петербурге, в 1783 году. Из этого перевода, конечно, еще нельзя было заключить, что выйдет впоследствии из Карамзина; но в то время, когда у нас печаталось весьма немного, и «Деревянная нога» имела свои достоинства и находила читателей.

«Детское чтение для сердца и разума», перевод с немецкого и французского, Николай Карамзин и Александр Петров, 20 частей, Московского университета типография, 1785–1789 (8); 2-е изд., г. Владимир, в типографии губернского правления и г. Москва, в типографии Пономарева, 1799, 1804; 3-е изд. (а на заглавном листе 2-е), г. Москва, в типографии Селивановского, 1819, 12; 4-е изд., г. Орел, 1819.

Лейпциг, июля 17.

Издавая «Детское чтение», Карамзин находил еще время изучать, вместе со своим другом, «Курс литературы» Баттё, вникал в его правила и восхищался красотами приводимых примеров («Письма русского путешественника», изд. 1801 г. Ч. V. С. 296).

«Письма русского путешественника», Кёнигсберг, 8/10 июня 1789 года.

Нет сомнения, что это сочинение подало Карамзину мысль издать и свои путевые впечатления и назвать их «Письма русского путешественника».

«Письма русского путешественника», Берлин, 6 июля.

«Письма русского путешественника», Майсен, июля 13 дня.

То есть «les belles lettres» (с французского).

Эта мысль лейпцигского профессора имела влияние на молодого Карамзина, который, чувствуя, что отличало его от прочих современных русских писателей, решился никогда не упускать из виду этого правила во всех своих действиях.

Все эти начала Карамзин принял в основание своей будущей деятельности.

Сепа, ужин. Здесь идет речь об ужине Карамзина с лейпцигскими профессорами.

В следующем году этот ответ был напечатан в журнале, который издавал Лафатер в Берлине. Берлинские ученые напустились на этот ответ порядком. Карамзин читал их рецензии, однако ж замечает: «Мне кажется, что мысли Лафатеровы и понятны, и справедливы; здесь можно назвать новыми только одни выражения». «Письма русского путешественника», Цюрих.

За несколько дней до своего отъезда Карамзин приобрел от Лафатера две его рукописи: «Сто тайных физиономических правил», в заглавии которых написано «Lache des Elends nicht, und der Mittel das Elend zu lindern» и «Памятник для любезных странников». Первое из этих сочинений автор решился никогда не печатать, потому что о чертах человеческих лиц, означающих дурные свойства, говорится довольно свободно, чего нет во втором издании, помещенном в «Handbibliothek für Freunde».

«Я осмеливаюсь писать к Вам, думая, что письмо мое обеспокоит Вас менее, нежели посещение, которое могло бы на несколько минут прервать Ваши упражнения.

С величайшим вниманием читал я снова Ваше “Созерцание природы”, и могу сказать без тщеславия, что надеюсь перевести его с довольною точностью: надеюсь, что не совсем ослаблю слог Ваш. Но для того, чтобы сохранить всю свежесть красот, находящихся в подлиннике, мне надлежало бы иметь Боннетов дух. Сверх того, язык наш хотя и богат, однако ж не так обработан, как другие, и по сие время еще весьма немногие философические и физические книги переведены на русский. Надобно будет составлять или выдумывать новые слова, подобно как составляли и выдумывали их немцы, начав писать на собственном языке своем; но отдавая всю справедливость сему последнему, которого богатство и сила мне известны, скажу, что Ваш язык сам по себе гораздо приятнее и гибче. Перевод мой может быть полезен – и сия мысль послужит мне ободрением к преодолению всех трудностей.

Вы пишете так ясно, что на сей раз я должен только благодарить Вас за данное мне позволение требовать у Вас изъяснение в таком случае, если бы что-нибудь показалось для меня непонятным в “Созерцании”. Может быть, трудно будет мне выражать ясно на русском языке то, что на французском весьма понятно для всякого, кто хоть немного знает сей язык.

Я намерен переводить и Вашу “Палингенезию“. Один приятель мой, живущий в Москве, так же, как и я, любит читать Ваши сочинения и будет моим сотрудником; может быть, в самую сию минуту, когда имею честь писать к Вам, он переводит главу из “Созерцания” или “Палингенезии”.

Предлагая публике перевод мой, скажу: “Я видел его самого”, и читатель позавидует мне в сердце своем.

Изъявляя признательность мою за благосклонный прием, с глубочайшим почтением имею честь быть и прочее».

«Quelques notes additionelles pour la traduction en langue russe de «La Contemplation de la nature», par M. Karamzine.