Вот с тех пор он и остался на лапе у медведя, браслет врос в кожу под мехом, растущая лапа разорвала его звенья, но они вросли в тело и держались просто так. Игнат отрубил лапу медведя и пока не выковырял золото из кожи, все до единого грамма в путь не тронулся. За жадность его и прозвали Лапа.
Этот Игнат и снес все постройки и заложил фундамент нового родового дома. Каменного. Был этот Игнат лют и агрессивен. Люди его боялись. Поэтому и дали его дому с лебедем прозвище «Шипун». Его потомки несколько раз перестраивали дом, увеличивая его в размерах и этажности. Строительство велось бесплановое, безалаберно. Также велись финансовые дела семейства Ипатовых. Сразу вели все дела сами, а после начали нанимать управляющих, которые их регулярно обкрадывали. В итоге нынешнему Ипатову Ивану Степановичу пришлось выгнать всех и управлять самому. Кроме этого чтобы поправить дела, он вынужден был сдавать фамильный дом под доходную аренду.
Вот так благодаря целому историческому калейдоскопу предков семьи Ипатовых, Бруслов оказался в угловой комнатушке нижнего этажа с голубиным окном и куском старой домовой печи. А печь была признаться чудесная, точнее та ее часть, которая была в комнате Бруслова. Вся в мозаичных изразцах, многоузорчатых, лепных. Спелые цвета как деревенское лоскутное одеяло согревало видом эту нору неудачника, так прозвал свою комнатенку сам Бруслов. Печь не грела, видимо давно не работала и в доме ее оставили только для красоты. Не так давно Бруслов от нечего делать, начал разглядывать каждый мозаичный камушек – в это время солнце выглянуло из-за тучи и проникло через маленькое окно (больше похожее на форточку) и осветило часть печки. В это же мгновение что-то блеснуло прямо в глаз Бруслову. Он даже зажмурился. Подошел к печке, блеск шел из одного мозаичного камешка. Обычный зеленый камешек блестел в одной точке, от которой откололась глазурь. Бруслов наклонился, потер пальцем скол. Потом взял маленький перочинный ножик и процарапал линию от скола до края камушка. Глазурь послушно треснула и покрошилась. Блеск увеличился. – Что это? – сам себя спросил он. Удалив рукой, остатки пыли и глазури Бруслов сидел на кровати и смотрел, как на него из раствора изразцовой печи смотрел огромный алмаз, розового цвета, размером с глаз Бруслова. – Не может быть. Неужели? – сказал Никита Селиванович, оглядывая мозаичную печь, сплошь покрытую глазурными камнями. Его взгляд был похож на взгляд Игната Лапы.