Шестым чувством я понял, что именно здесь, на перекрёстке, должен дожидаться дальнейших указаний от доверенного лица. Или это был какой-то сказочный проводник – вроде бабы Яги или старичка Лесовичка? Слегка моросило и продолжало темнеть, но наверху всё же было светлее, чем внизу. Вдруг из безветрия и шелеста опадающих капель за моей спиной родилось лёгкое и, пожалуй, тёплое, дуновение. Оно потрогало меня за воротник и пошевелило волосы у меня на затылке. Затем Кто-то подошёл ко мне и указал дорогу. И я пошёл от центра по диагонали, по извилистой тропинке. Не помню в какую сторону, но снова в город.
Москва
«В Москве весь мир уже готовился признать моё превосходство…»
Наполеон Бонапарт
Это была Москва. За время войны немцы успели построить новое метро. Всё-таки ведь – пять лет.
Обычно им не пользовались, но на участке красной линии «Красносельская» – «Сокольники» засорился туннель. Его давно не чистили, и он просто-напросто забился ржавчиной. Рельсы ведь, как известно, – из железа. И не только рельсы.
Поэтому пришлось ехать в объезд. Тут-то и пригодилось немецкое метро. Оно, кстати, было ничуть не хуже нашего.
Только, чтобы попасть на немецкую линию… Она, кстати, выдвигалась на северо-восток города дальше нашей и доходила чуть ли не до Балашихи. А некоторые говорили, что и до Щёлкова. Немецкая линия пересекала Москву не окружностью с радиусами, а зетообразно.
Ну, так вот – чтобы попасть туда, нужно было сперва проехать по секретной русской линии, которая тоже раньше не использовалась, – по так называемому банану. Вот сколько секретов пришлось открывать населению из-за какого-то банального засора! Но, как говорится, всё тайное рано или поздно становится явным.
В Ленинском цикле мне понравилось. Только поезд ехал очень медленно – чтобы пассажиры успели осмотреть экспонаты в витринах. Станции там все (насчитал три или четыре) были устроены на манер музеев, стены сплошь стеклянные – а за ними природа, мебель, утварь и всякие документы, повествующие о жизни вождей. Ну и сами вожди – в виде восковых фигур. Конечно, особенно впечатляли разные пейзажные зарисовки, вроде Ленина в «Разливе» и пр.
Впрочем, пока мы дотащились до поворота на немецкую линию, мне всё это уже успело порядком надоесть. Спрашивается, за что' мы воевали?
На станции, где я вышел, преобладали сельские дома. На улице, как гнилые зубы, торчали колонки. Говорили, что колонки, как и питающий их артезианский колодец, тоже остались ещё от немцев.