– Лучше Ильм, – поморщился мужчина. –
Ненавижу свою фамилию.
– Она вам подходит как нельзя лучше.
Отражает, так сказать, натуру.
Приключения Владимира Язвицкого
(Ильма) занимали почти пятьдесят страниц дела.
– Двадцать шесть лет, а такая
насыщенная жизнь, – читая, удивлялся Дмитрий. – Что тут у нас?
Хулиганство, непристойное поведение, вандализм, нецензурная брань в
публичном месте, снова аморальное поведение. Гулял обнажённым по
Тверской в одном собачьем ошейнике... У вас проблемы с гардеробом?
Не хватает средств на штаны?
– Уж лучше ошейник, чем уздечка и
седло. А то и шоры.
– Это вы о ком сейчас?
– Не о вас. У вашей породы всё ещё
хуже – к вам мундир намертво прилип, хоть вы его и не видите.
– А вы, значит, свободны от правил и
формы.
– Живу в гармонии с природой, –
широко улыбнулся Ильм. – В наготе стыда нет, одежда лишь навязанная
условность. Я помыслами и телом чист, мне скрывать нечего. Закурить
не будет, начальник?
– Не курю. И вам не советую. К чему
этот спектакль на выставке? Чем вам художники не угодили?
– Дрянные, гнусные людишки. Мазилки.
Я знаю, о чём говорю. Я сам художник.
– В деле написано, что вы
безработный.
– Работой идиоты прикрывают своё
невежество и бездарность, как штанами жопу. А я свободный
творец.
– Да, творить вы умеете. В основном
безобразия и глупости.
– А, так вы из этих, моралистов!
То-то смотрю морда незнакомая. Долгошеев-то обычно не церемонится.
Ночь в кутузке, штраф, свободен. А вы, никак, вразумлять меня
собрались?
«Поговорить с начальником отдела
охраны публичного порядка», – мысленно сделал заметку Дмитрий,
решив пропустить «морду» мимо ушей.
– Просто хочу понять, что вы за
человек.
– Неси чекушку, фараон, закуску не
забудь, я пряную селёдку страсть как люблю. Всё расскажу про свою
философию. Хотя нет. Пол-литру, пожалуй, бери. Тут четвертушкой не
обойдёшься.
Так. «Морду» точно пропускать не
следовало. Два-ноль. В пользу задержанного.
– Видите ли, Язвицкий, я не
Долгошеев. У нас в УБОЙНОМ отделе методы другие. Наши гости не
штрафом, а каторгой заканчивают. В лучшем случае.
– В Убойном? А я вам на кой хрен
сдался? Признаться могу лишь в одном душегубстве. В том, что долго
и сладострастно убивал в себе мещанина и обывателя. И таки
разделался с этой паскудой, о чём нисколько не жалею!
– Паясничайте дальше, Язвицкий. Я
никуда не тороплюсь.