Сиделка прикрыла дверь изнутри,
подошла к Сониной кровати и достала из кармана складное зеркальце с
летящей ласточкой на жестяной крышке. За последние несколько дней
особого желания разглядывать себя не было, даже во время водных
процедур. По запястьям, лодыжкам и свободно висящей одежде Софья
понимала, что похудела. Зеркало лишь подтвердило очевидный факт.
Глаза запавшие, кожа прозрачная, скулы обострились. Бледная немочь.
Настоящая дворянка. В иной ситуации мама была бы довольна.
– Вы прекрасно выглядите, –
«успокоила» медсестра и участливо поправила выбившийся из причёски
пациентки локон.
Соня лишь вздохнула.
– Жених? – понимающе шепнула
сиделка.
– Друг, – ответила Софья и с
некоторым удивлением обнаружила, что её бескровное отражение вдруг
обзавелось румянцем.
Соня вернула зеркало, натянула одеяло
до подбородка и кивнула:
– Я готова. Пригласите,
пожалуйста.
– Митя, ну, зачем ей цветы? У ней там
наверняка цельные корзины всякой поросли уже, – Горбунов
скептически уставился на начальника.
– Так принято же, – озадачился
Самарин.
– Эх, молодёжь, – продолжал
критиковать Семён. – Ничего не понимаете в… задушевном отношении.
Поверь мне, я тридцать шесть лет в браке. Женщине надо дарить не
то, что принято, а что ей по сердцу. Вот моя Надя, к примеру, от
цветов только чихает, но любит шёлковые косынки. Понимаешь?
– Я ж не как… к женщине, как к другу
иду.
– К другу, – хмыкнул Горбунов. – Тем
более тогда. Глеб твой друг, ты бы ему тоже цветы в больницу
притащил? Купи то, что ей нравится.
Видя, что сыщик по-прежнему пребывает
в задумчивости, Семён достал открытку и положил перед Митей:
– Вот, мы все на обороте подписали, с
наилучшими пожеланиями.
На открытке была нарисована румяная
девочка, сидящая за богато накрытым столом. Торт, кексы, фрукты,
баранья нога, колбасы… Сверху вилась надпись: «Уж не знаю я,
как быть. Чем бы первым закусить».
– Она сладкое любит, – вспомнил
Митя.
– Наконец-то, догадался! – просиял
Горбунов. – Иди уже… к другу. Привет от нас передай, не забудь.
* * *
Зайдя в палату, Дмитрий мысленно
поблагодарил прозорливого Семёна. Комната была завалена цветами. А
при виде коробки с клюквенной пастилой Соня улыбнулась и
порозовела. Она казалась такой маленькой и беззащитной на фоне
белых стен и разноцветных букетов. Только волосы ярко сияли. И
глаза. И трогательно выглядывали из-под ворота рубашки тонкие
ключицы. И запястья, сложенные на одеяле, выглядели совсем
хрупкими. В груди неприятно кольнуло. Какой же он всё-таки идиот.
Как допустил, что она оказалась в больнице?