Хоуп сидела, ковыряла ложкой остывший обед и гадала, в каком же отделении окажется та женщина, как та тут же зашла в столовую. Она выглядела абсолютно потерянно и сжимала в руках тарелку до побеления костяшек, но персонал, казалось, её вообще не замечал, или им просто было плевать. Хоуп переглянулась с Майком и тот встал и направился к женщине. В их постепенно растущей группе он был главным по общению с людьми, и всегда брал на себя любые переговоры, поскольку Хоуп была стеснительной, Ника – язвительной, а Китти, всё же, подростком со странностями. Он взял явно перебравшую седативных новоприбывшую под локоть и проводил её до стола с потрёпанными кастрюлями и протянул её тарелку угрюмой тучной буфетчице, после, не отпуская её руки, проводил до стола и помог сесть. Почти романтично.
– Я Майк. Это Китти, Хоуп и Ника.
– А… Виола, – женщина сделала какой-то неопределенный взмах рукой, который можно было расценить как приветственный жест.
– Они тебе слишком много вкололи? Никакого внимания к личной переносимости препарата. Можешь подать жалобу, если хочешь. Это сложно, но выполнимо, и тогда все будут знать, что ты можешь за себя постоять, – сказала Ника.
Виола зажмурилась на пару секунд, концентрируя мысли, и ответила:
– Нет, всё нормально. Мне это нужно. Так легче.
– Смотри, не пристрастись. Кажется, что постоянно быть в состоянии медузы легче, но оно того не стоит. Знаем, плавали, – последнюю фразу Китти проговорила уже с набитым ртом. «Никогда не видела столько энтузиазма по отношению к слипшимся макаронам», – дежурно подумала Хоуп, уже осознавая, что мыслительный процесс потянул за собой цепочку воспоминаний из недавнего прошлого. В горле встал огромный сухой ком. В свои первые дни она вела себя так же, как Виола.
К счастью для неё, размышления Хоуп прервал Бобби, местный смутьян и борец за справедливость в одном лице.
– Эй, фантастическая четверка, – заговорил он, подсаживаясь за их стол, – Я начну издалека. Всем нравится нынешний уклад здесь, в больнице?
– Обожаю. Что может быть лучше? – фыркнула Ника с убойной дозой сарказма в голосе.
– Так вот, – триумфально продолжил Бобби, – Может стать ещё хуже. У нас хотят ожесточить порядки. Мы все собираем подписи и будем протестовать. Мы не заключенные! – последнюю фразу он проскандировал, привстав со стула, и человек пять-семь поддержали его криком и стуком ложек о стол. Ещё человек десять невнятно помычали в такт, остальные, равно как и персонал больницы, лишь закатили глаза.