Недавно «Голомяное пламя» вышло книгой. Не исключено, что на столь быстрое издание повлиял резонанс журнальной публикации.
Прежде чем перейти к разговору о самом романе, несколько слов об авторе.
Дмитрий Новиков из поколения писателей, появившихся на российском литературном поле в первой половине нулевых. Вместе с Денисом Гуцко, Сергеем Шаргуновым, Ильей Кочергиным, Аркадием Бабченко, Андреем Рубановым, Александром Моревым, Данилом Гурьяновым, Захаром Прилепиным, Германом Садулаевым… Как раз тогда и в связи с ними пошли разговоры о новом реализме, новой искренности, новой исповедальности, наскальном письме, человеческом документе…
Особенно важно, что большинство авторов жили (и живут до сих пор) вдали от Москвы, и в нашу современную литературу они принесли художественные картины Ростова-на-Дону, Сахалина, Алтая, Чечни, Урала… Дмитрий Новиков, из Петрозаводска, вновь открыл нам Карелию.
В 2002—2009 годах в толстых журналах появилось десятка два рассказов Новикова, вышли два сборника. Они получили множество положительных отзывов, причем не столько от критиков, сколько от собратьев-прозаиков, в том числе Андрея Битова, Фазиля Искандера, Владимира Маканина, Андрея Волоса.
А потом наступило творческое молчание, нарушаемое редкими, очень редкими публикациями. Дмитрий Новиков, по общему мнению, прирожденный, «сугубый» рассказчик, засел за роман – цитата из одного интервью – «о русской жизни на материалах прошлого, настоящего и немножко будущего».
Роман писался долго, я лично, уже и не верил, что он появится. И вот – дописался. Опубликован, издан, причем на самом (извините за термин не из книгоиздания) престижном ныне лейбле – «Редакция Елены Шубиной».
«Голомяное пламя» – произведение отличное, на мой взгляд, выдающееся. Очень редко получается у меня найти в нашей современной прозе книгу, чтение которой доставляло бы наслаждение. Многие и многие страницы книги Новикова наслаждение мне доставили.
Встречаются, правда, выбивающиеся из стиля слова, корявые обороты, навязчивые повторы, но не хочется сейчас охотиться за «блохами», стать тем, о ком так верно сказал когда-то Есенин: «Глупый критик или глупый читатель всегда видит в писателе не лицо его, а обязательно бородавки или родинки».
Лучше открою наугад книгу и приведу из нее кусочек: