После выгрузки и взлёта вертолёта Винчестер вручил Баркенову сопроводительный лист. Недобро хмыкнув, начальник пихнул документ в карман: «Вакансия геолога есть, но прибыл ты рановато!.. – Подавив досаду, указал рукой в направлении посёлка: – Видишь казённый дом?.. Располагайся с горными мастерами!..» – и развалистой поступью полководца отправился расселять прибывших работников.
Во входном тамбуре приземистой избы белели мёрзлые тушки зайцев, висела домашняя утварь; лежало в ряд буханок десять хлеба на полке, стоял раскрытый мешок мёрзлых картофельных клубней. Хлеб замораживали про запас, и он не черствел; картошку оттаивали порциями перед варкой, и вкуса она не утрачивала; к лету завозилась хлопьевидная сухая. Спартанское убранство комнаты состояло из стола, скамьи и разностильных стульев, главенствовала сварная железная печь; под глухой стеной покоились ящики и картонные коробки с провизией, разный житейский скарб, слабо различимый в сумеречном свете, едва проникавшем с улицы сквозь небольшое, заиндевевшее окно. В малой комнате теснились кровати, висела на крючках домашняя одежда, на аляповатой этажерке валялись пожелтелые газеты забытого дня; в простенке чернела воронёной сталью изящно выглядевшая здесь двустволка, подвешенная на гвоздь за ремень. «Штучного изготовления, однако», – завистливо подметил гость; закурил папиросу из попавшей на глаза раскрытой пачки, не снимая шапки, бухнулся за стол…
Донёсся рокот трактора, приглушённые мужские голоса, и Винчестер вышел наружу, в недвижный воздух и мороз; по-за кожей пробежал, перехватил дыхание, как глоток чистого спирта; плотно облёк, парализуя. Маленький трактор оранжевого цвета волок за собой гружёные сани, притормаживая подле домов; стоявший на возу парень ловко скатывал длинные не ошкуренные брёвна. Возле избы горных мастеров он спихнул остатки дровин, спрыгнул на утоптанный снег и, сняв меховую рукавицу, протянул для пожатия руку; кисть была стылая, ледяная.
Зашли в дом; закурили; из чувства неловкости немотствовали минуту.
– Давно томишься?.. – первым заговорил Саня. – Будь проще, старик, иначе здесь отощаешь. Когда впервые над Якутией летел, из-за непогоды посадили в Хандыге, и довелось с шоферами ночевать, что с Невера на Магадан грузы возят. Отдыхали мужики перед выездом: спирт на столе, закуска мясная и рыбная; разговоры всё громче и занятнее; ко мне участливо обернутся: «Слышь, землячок! Ты бы выпил и покушал с нами…» Я нестерпимо хотел, да не поднесли к губам; сам себе наливай, пусть одна бутылка на столе или пять непочатых! Располагайся по-свойски; скоро Тимофеич подъедет, мой личный кашевар; я – за истопника, дед – за кухарку.