Папестон, Бунбл и старая Чука-Мяка
– Шюртиж! Очнись! Давай же!
Голоса друзей доносились как будто издалека. Волшебник тихонько застонал, и вынырнул из то ли сна, то ли – видения, приключившегося сразу после наступления беспамятства.
Видение было неприятным и странным, словно от большого рисунка в разных местах отрывали крохотные кусочки, и показывали Шюртижу. Он запомнил немного, кусочки быстро появлялись и так же быстро пропадали. Лучше всего в памяти отложилась ярко-красная звезда в ночном небе, со страшным грохотом падающая на землю. И зловеще улыбающийся, зеленокожий человек в диковинном серебристо-чёрном наряде. У незнакомца было три руки, он протянул их к волшебнику и громко выкрикивал непонятные слова. Шюртиж почему-то был уверен, что это слова неизвестного ему заклинания. От него волшебник чувствовал себя неуютно, казалось – оно вытягивает из него все силы: кружилась голова, Шюртиж быстро слабел.
Лицо трёхрукого Шюртиж не запомнил, оно было смазанным, нечётким. В памяти осталась только зловещая, предвещающая неприятности улыбка.
Последнее, в чём не сомневался Шюртиж, это то, что незнакомец зачем-то снял с себя необычный пояс, состоящий из четырёх звеньев. Каждое звено было украшено непонятными для волшебника знаками. Знаки попеременно вспыхивали ярким светом, и постепенно гасли, чтобы спустя некоторое время вспыхнуть снова. Трёхрукий разъединил звенья, и знаки потухли. Всё это он проделал с огромной радостью, будто избавлялся от вещи, которую терпеть не мог. После чего, швырнул звенья куда-то в пустоту, и они бесследно сгинули в ней.
Ещё в память волшебника врезался большой остров. Шюртиж будто бы смотрел на него сверху, паря в высоте, и постепенно снижался. Вдруг на зелёный и красивый остров упала хищная тень, делавшая этот замечательный мирок угрюмым, пугающим и заполнившая собой каждый клочок земли.