– Быть тому! – откликнулся Аттила.
– Великий, мне следует попросить у тебя милости, – не сдвинулся с места Чекур.
– Что не так? – насупился верховный правитель, ему не нравились сюрпризы, за которые ждали не награды, а наказания.
– Должен признаться, что, не дожидаясь твоего соизволения, я позволил себе отдать приказ гнать в ту сторону, где твои мужественные воины сражаются с армориканцами, стадо в половину требуемых голов. Остальную, думаю, не составит труда собрать.
В ответ Аттила разразился смехом:
– Считай, что моя милость на твоей стороне. Всем бы, как тебе, молить о ней.
Озвученная угром схема действий немедленно пришла в движение. Даже наложницы Великого не остались в стороне, тоже взялись за иглы. Уже к середине дня целебная купальня была готова. Чекур обошёл яму, исполняя некое подобие шаманского танца. У наблюдающих за ним должно было сложиться впечатление, что горн проводит магический обряд. Сам же вождь вытанцовывал для создания видимости того, что взывает к Нга о придании молоку исцеляющей силы. Традиции, они вообще чаще имеют большую силу и власть, чем самые разумные и очевидные обоснования. Нельзя просто так, по своему усмотрению, взять и отмахнуться от заведенного порядка вещей, ничего не предлагая взамен. Тем более, если дело касается веры. Людям надо прежде созреть, дойти до состояния готовности принять иную божественную власть над собой. Сейчас же им достаточно было видеть картину незыблемого порядка вещей, и дать её мог на самом-то деле уже лишённый сакрального смысла, а сохранивший лишь форму шаманский перепляс.
И вот Чекур дал знак – заговор на молочную купель наложен. Тут же к ней потянулись воющей и скулящей вереницей раненые, не перестающие терзать своё тело, расчёсывая язвы крепкими и чёрными, как сталь, ногтями. Большинство уже не могло идти самостоятельно. Их вели, а кого уже и несли, те, кто ещё мог это сделать. Помощи со стороны не поступало. Здоровые боялись подцепить от поражённых страшную заразу.
Измученные люди скатывались в яму – спускаться получалось у немногих, зато уже через несколько минут пребывания в молоке, когда боль и зуд прекращались, они, словно заново родившиеся, легко выбирались наверх по приставным лестницам. Желающих задержаться в молочном чане телохранители Аттилы гнали оттуда длинными заострёнными деревянными шестами. На освободившееся место имелось немало кандидатов, а их самих ждало оружие и покинутое ими, пусть и не по доброй воле, поле битвы. Армориканцы, увидев, что ещё недавно корчившиеся в муках гунны как ни в чём не бывало снова идут в бой, потеряли присутствие духа. От превосходства, которое им давало их секретное оружие, не осталось и следа. Наоборот, инициатива перешла к гуннам, их желание поквитаться с коварным противником было запредельным. Вскоре армориканцы дрогнули и побежали, а добивать такого противника не сложнее, чем старух и детей. Это был разгром.