И приставляла к сердцу ствол «беретты».
Но он терпел и снова в пустоту
Кричал: «Любовь, надежда, правда, вера»…
За глупость принимали простоту,
Хоть был умён и мудр он непомерно.
И он любил весь мир: бродяг, собак,
Луну и клён, вино и падших женщин.
Не в церковь шёл – в бордель или кабак —
Там больше правды, хоть и веры меньше.
Он мало жил… Но ярко проживал
Любовь, печаль, безденежье и славу…
Его мололи жизни жернова,
Страстей вулкан сплавлял в стекляшку-лаву.
И он сгорел. До срока. Пусть не сам
Закончил путь – он двигался по краю.
Куда попал он, в Ад, на небеса?
Хохочут бесы ль, ангелы ль играют
В той гулкой рани, там, за бытиём,
Где пар духмян от яблока и сена?..
Где нет его, но в слове он живёт —
Певец земли родной – Сергей Есенин.
Я придумал её, чтоб звонить
Битый час я звонил ей вчера…
Это длится, наверно, полгода.
Коротаем мы с ней вечера —
Обсуждаем кино и погоду,
Вспоминали июнь в январе,
А в июне январскую стужу.
В марте ей рисовал акварель —
Парк осенний и листик на луже…
Буду снова звонить и шептать,
Что скучаю ужасно… Вот только
Не услышать ей шёпот с листа —
Всё пишу на бумаге… А толку?
Не прочтёт никогда. Да и нет
Той её, с кем ночами заводим
Разговор о движеньи планет,
О кино, о стихах и о моде.
Я придумал её, чтоб звонить
Ей в стихах, и шептаться ночами…
Так ничтожно тонка» наша нить,
Что порвать её можно случайно.
Я опять ей звоню, вновь и вновь…
Только это напрасно, наверно —
Это просто былая любовь,
Что сменяла надежду на веру.
Луна просфорою нависла —
Бессменный страж людских страстей.
Над Леной, Нилом, Роной, Вислой —
Погостов сторож и костей.
Смотрели сонмы поколений
На око жёлтое её.
Молились, стоя на коленях,
Ложились тьмой земных слоёв.
А око лунное взирало
На войны, смерти, тлен и прах.
Мечи сменялись на орала,
На пир чумной меняя страх.
И я, как мой далёкий пращур,
Вхожу в гипноза сонный транс.
На лик её, во тьме парящий,
Молюсь в сто тысяч первый раз.