Я достал из кармана еще две бумажки и показал Кире и Петру Алексеевичу.
– Посмотрите, у вас есть идеи?
Они взяли клочки бумаги у меня из рук, и стали их прикладывать друг к другу. Ничего не получалось. Не хватало одного звена.
– Алексей Михайлович, – подал голос Максим, – я думаю, что недостающий кусок находится в доме в деревне. Больше негде.
– Да, Максим, я тоже так думаю. Петр Алексеевич, надо ехать в деревню. Только по дороге заедем куда-нибудь перекусить, а то я ничего не ел.
– Не надо никуда заезжать! – громко сказала Кира. – Я сейчас вас накормлю.
И ушла на кухню. Я аж прям проникся: «Меня сейчас накормят». Кира начала мне нравиться еще больше.
В этот момент позвонили наши с Максимом телефоны. Ему звонил Ковалев, а мне Илья. Мне Илья сообщил, то, что я и так уже знал. Но я его похвалил, сказал, что благодарен за старания. Он ответил, что всегда рад помочь. Я ответил, если это так, то пусть найдет все, что сможет на братьев Покатовых. Лучше, если это будет что-то противозаконное. Он ответил «Есть!» и разъединился. Максим поговорил с Ковалевым, потом сказал мне то, что мы и так уже знали. Я кивнул и сказал, чтобы Ковалев ехал к ним и сменил внизу сержанта Манурова.
Вернулась Кира и сказала, что готова нас всех накормить. Мы втроем пошли в ванную, помыли руки и прошли на кухню. На столе стояла бутылка водки, бутерброды с маслом и красной икрой, с маслом и красной рыбой, с сыром и колбасой, открытые шпроты. Отдельно лежал порезанный черный хлеб. Я как это увидел, повернулся к Кире, обнял ее, извинился, сказав, что это от переизбытка чувств. А про себя подумал, что это с голодухи.
Ели молча, пил только Петр Алексеевич. Его за руль все равно не пустим, и ему надо выпить. Поели, собрались и пошли к машинам. Внизу нас ждал Ковалев. Я ему сказал, что он поедет последним. Максим сел за руль «копейки», к нему сел Фролов. Я сел за руль своей машины, ко мне села Кира. Поехали. Я первый, за мной Максим, последний Ковалев. Таким строем доехали до деревни. По дороге у Максима взыграла молодость и удаль, и он нас обогнал два раза. Когда приехали, я ему объявил строгий выговор с занесением в личное дело. Он извинился и ответил, что больше так делать не будет. Машины поставили чуть дальше от дома, вышли и направились к калитке. Только подошли, как Фролова окликнули: