Из-за его плеча выплывает довольная своим непредсказуемым ходом соседка. На лице торжествующая улыбка. В глазищах — шабаш ведьм.
Молодец, Колобок! Уделала меня. Теперь не жалуйся. Ты еще пожалеешь. Поверь, Борзый мстит красиво.
— Ну… Не буду вам мешать, — сияющая от триумфа Стефания разворачивается носом к своей квартирке, но мой папаша берет ее за шиворот будто котенка за шкирку. Одним точным размашистым движением возвращает на место и толкает ко мне. Почти в объятия.
— Ты не с теми людьми связалась, голодранка, — фыркает он в своем репертуаре.
Колобок, опешив от бесцеремонных манер моего отца, округляет глаза и таращится на меня с немым вопросом. Моя очередь скалиться во все тридцать два. Что, Колобок, не ожидала, что и тебе прилетит? Это только начало.
— Вы что себе позволяете?! — вопит она, с укором взглянув на переступающего порог отца в итальянских лоферах.
— А ты на что рассчитывала, дура? — Закрыв дверь и тут же вытерев свою ладонь платком, он поднимает на нас свойственный ему взгляд царя. Уже решает, кого помиловать, кого казнить. — Разбудила меня посреди ночи рассказать, как этот отмороженный последыш куролесит в районе маргиналов и дешевых шлюшек, и думаешь, скажу спасибо?
Уголок его губ искривляется в немой усмешке, а на лице Колобка застывает шок.
— Этот орел вдул тебе? — Папаша кивает на ее живот, и она кладет на него ладонь.
Черт, у нее красивые пальцы. Тонкие, длинные, ровные. Аккуратные, ухоженные. Кольца бы на них…
Отец обходит нас и заглядывает в комнату.
— Как в воду глядел.
— Ты можешь быть менее предсказуемым? — Я морщусь от головной боли. С похмелья только срача с папашей не хватает.
Он платком смахивает пыль с большой колонки-динамика и садится на нее. Взглядом ставит на нас штампы. Прикидывает, с какой стороны зубы вонзить.
— Я так и не понял, что пыталась мне объяснить эта женщина, — он указывает на Колобка, а та уже на грани срыва. Подбородок трясется от обиды. Вот-вот глаза заслезятся. А вот нехрен было лезть, куда не просят! — Про какую-то парковку, про ключи, про нарушение тобой тишины, про свою мать. Это так ты исчез из моего поля зрения? Это так я услышал о тебе в серьезных кругах? — хохотнув, опять обводит мой сарай взглядом. — Многого добился. Я восхищен, мать вашу. Еще и в какую-то замарашку своих пузырей напускал! — рявкает так, что Колобок вздрагивает.