Она сидела на кресле-качалке и гладила взрослого сфинкса. Кот был похож на деформированный кусок резины.
Зина подозвала меня ближе. Весьма смутно ее помню. Сухое, страшно испещренное морщинами существо. Крошечная головка на гибкой шее, покачивалась из стороны в сторону. Клок седых волос, как у обезьян-капуцинов, костлявые худые пальцы. Наглядное пособие того, во что не стоит превращаться женщине.
Умерла она, кстати, почти таким же образом, как и любовь всей ее жизни – мой прадед. Она свалилась со стула, когда протирала пыль на люстре. И сломала позвоночник. Совсем он у нее хрупкий стал. Как и в ситуации с прадедом, она просто не смогла собрать собственных костей.
***
Едва скрывая раздражение, что нельзя покурить, старая калоша махнула мне когтями.
Подойдя ближе, первым делом я закашлялся.
– Ты чего сюда пришел? – ворчливо заметила Зина. – Показать, какой слабак?
Я замахал головой, но надсадно давиться не перестал.
– Экий паинька, – с ноткой разочарования произнесла. – Твой отец тоже такой. Нежный и бестолковый рохля. Сейчас вот пыжится, пыжится, а толку никакого. И чем дальше, тем озлобленней он будет. К добру это не приведет, вот увидишь.
Я, наконец, совладал со спазмами в горле и уселся на предложенный стул. Всячески избегал смотреть на бабулю, разглядывал, как она гладила кота. Противный, складчатый, как баян, котяра с прищуром фиксировал все мои движения. Казалось, он дожидался, пока я отвернусь, чтобы одним прыжком настигнуть и прокусить мне шею.
Зина скрипучим голосом нарушила молчание:
– Трясешься, как хомяк обоссаный. Аж не верится, что мужчиной когда-то станешь. Что, неохота любоваться женщиной преклонных лет?
Я потупился и пожал плечами.
– А зря. Бабулю видишь в первый и, наверно, последний раз. Старушек теперь выселяют за город, как прокаженных. Видите ли, мы перестали приносить пользу обществу. Что ж, ладно, дело хозяйское…
Женщина преклонных лет вздохнула.
– И чего тебя отец приволок ко мне? – с досадой проговорила. – Думает, я начну мудростями осыпать тебя? Как быть, что делать. А я старая, уставшая женщина. Живу одними воспоминаниями, – наступила пауза, после которой она добавила: – Одними страшными воспоминаниями.
***
И тут ее понесло. Она молола битый час. Я слушал вполуха, хотя видимость внимательности создавал фантастическую. Незаметно, но сочно зевал, давая фору в раскрывании пасти бегемоту.