Вскоре он понял, что ему не освободиться, всё-таки не сняв перчаток. Лезвие почти не резало туго натянутый капрон, часто соскальзывая и, видимо, промахиваясь мимо нужной петли, глубоко забившейся в хромовые сочленения. Мысленно выругавшись, Слава сбросил одну перчатку, потом другую, с сожалением наблюдая, как они, медленно кружась, опускаются и пропадают во мгле. «Ничего, может, ещё подберу…»
Парень вновь поднял руки, остро ощутив холод сентябрьской воды. Стараясь вдыхать как можно реже, задерживая воздух в лёгких как можно дольше. Слушая размеренный шелест своего дыхания, он ощупывал вентиль регулятора давления, стараясь найти держащую его нить. Компенсатор плавучести костюма давно переполнился, и жилет тянул Славу наверх, прижимая его сильнее к нижнему краю сети. Тогда он решил стравить отработанный воздух, и невесомые серебряные пузырьки побежали к долгожданной свободе.
Вскоре Слава нащупал нужную веревку. Капроновый жгут натянулся, туго забившись под вентиль, и даже кончик оголённого пальца не чувствовал, где кончалась сеть и начиналась деталь акваланга. Парень стиснул капроновую нить, подсунул под неё лезвие ножа, провернул его и резко надавил.
Что-то булькнуло прямо над ухом, и Славе показалось, что длинные чёрные щупальца опутали его шею. Его руки дрогнули. Лезвие соскользнуло, резанув по пальцу. От боли он разжал кисть, выпустив рукоять. Нож проехался по его плечу, оставляя длинный порез на гидрокостюме. Слава тут же позабыл о наваждении. Он понял, что значит для него эта потеря, и выбросил руку вниз, пытаясь всё исправить. Но не успел. Лезвие кануло в бездну, скрывшись в слое ила. Парень крепко сжал фонарь и стал шарить пальцами вокруг, выпуская во мглу вьющиеся красные облачка. Дно предательски рассыпа́лось под ними склизкой бурой взвесью, не давая ощутить ни тверди почвы, ни острия ножа.
Он стал рвать верёвки голыми руками. Сначала одной, судорожно скрюченной над головой, потом уже обеими, зажав фонарь ногами и не щадя порезанного пальца. Но как бы он ни натягивал спутанные жгуты, как бы ни дёргал и ни тряс их, не жалея уж и вентиля баллона, сеть оставалась намертво затянутой петлёй. Дёргаясь и бешено озираясь, он чётко видел сетчатое полотно, уходившее к поверхности озера. А рядом был ещё и топляк. Мшистый, покрытый тиной и налётом ила, он лежал под наклоном, одним концом проходя под сетью, а другим стремясь вверх и теряясь в игре солнечных бликов. «Это, наверно, дерево, упавшее с берега да так и оставшееся в нём корнями! Чёрт! А ведь я так близко!..» – горько думал Слава, терзая нити уже бессистемно.