Они прошли то место, где мальчишка наткнулся на дядьку Рината, и дальше отправились на закат, туда, откуда он вроде бы пришел, хотя сам точно не помнил своего пути, шагал наполовину в тумане…
Овраг, другой, Моховое озеро с его кувшинками и черными корягами, там Мирко бывал несколько раз.
– Стой, погоди, – попросил дядька Ринат, когда озеро скрылось из виду. – Отдохнем. Немного…
Лицо у него было бледное, дышал он тяжело.
Грозу к этому времени унесло прочь, небо очистилось, на небосклоне возникли первые звезды, на восходе повисла в ветвях совсем тоненькая, молодая луна, похожая на половинку браслета из светлого металла.
– Ты давай, возвращайся, – сказал дядька Ринат, отдышавшись. – Дальше я сам. Доберусь как-нибудь… все равно ты дорог здесь не знаешь. И тебя не должны хватиться. Чтобы никто не заподозрил, что ты к моему побегу причастен…
Он помолчал, а потом добавил изменившимся голосом:
– Или, знаешь, пошли со мной. Что тебе здесь делать, с этими волхвами и богами? Там огромный мир! Большой, настоящий! А не этот огрызок возрожденной древности.
Мирко заморгал, не зная, что сказать.
– Ну нет, я никогда не думал… – протянул он. – Тут я родился, тут все я знаю… Друзья и…
– Я все равно дойду до властей, и эту лавочку прикроют, – сказал дядька Ринат. – Главари под суд пойдут, остальным придется устраиваться, так что все уже не будет как раньше.
– Ну я не знаю, – повторил Мирко. – Как-то это, ну…
Он мямлил дальше, а в голове крутились даже не мысли, а обрывки мыслей.
– Родителей у тебя все равно нет, чего ты теряешь? Ту кашу, что у вас в голове? Насчет гордых русичей, чистой арийской крови и истинной веры?
– Ну… я… – Мальчишка напрягся, и тут краем глаза уловил движение.
Повернув голову, обнаружил, что из зарослей выступил дядька Ратобой и еще двое мужчин из деревни, при ружьях и заплечных мешках, будто собрались на дальнюю охоту.
– Вот и они, – сказал дядька Ратобой. – Хитер, чужак, дверь за собой прикрыл. Только я не поленился, внутрь заглянул… И след вы оставили такой, что слепой увидит. Теперь пошли обратно. Погуляли и будет.
И он угрожающе повел стволом.
Мирко знал, что он взрослый, что он почти мужчина, а мужчины не плачут, но остановиться все равно не мог. Его трясло, как в лихорадке, слезы текли по щекам, а в груди сплетались в клубок ярость, злость, ненависть, отвращение и другие чувства, которым он не знал названия.