– Да, да… Ты задеваешь сейчас самое больное место наше. Ты знаешь, я ненавижу Чрезвычайку самой яркой ненавистью. Но создалось положение такое, что над Чрезвычайкой нет властного органа. Она захватила себе право быть зорким глазом революции, и ограничить ее сейчас нет сил. Она сильнее партии, она автономна.
– Вы породили чудовище, с которым не можете справиться.
– Именно. Ее нельзя уничтожить, ибо она никого не слушается. И знаешь, если кто в силах сейчас произвести переворот в России, так это Чрезвычайка! Там сидят маньяки, садисты. В них столько же коммунистического, сколько у бешеной собаки. Но они держат всю Россию в руках. Завтра я могу очутиться там. Троцкий и Ленин от этого не застрахованы.
– Но ведь власть санкционирует это учреждение и его деятельность, вы даете права гражданства его решениям.
– Я скажу тебе просто и коротко: умей мы уничтожить Чрезвычайку, мы были бы счастливы. Кошмары Чрезвычайки грязнят нашу революционную работу.
Это говорил мой старый друг, с которым некогда в долгие сибирские ночи мы так красиво мечтали о благородной революции, о баррикадах за свободу, об Учредительном собрании говорили как о народной святыне…
Комиссар предложил мне службу в его части.
– Хорошо тебя устрою и в партию втяну. Через полгода ты будешь большой персоной в армии. Я знаю, у тебя есть огонек. Ты мог бы работать. Тебя сразу бы оттенили и заметили. И лучше даже не в армию идти, а именно отдаться политической работе, это благодарнее и нужнее. В армии отличных работников немало и без тебя.
Я отговорился нездоровьем и отказался.
– Дай осмотреться… Пока я чувствую себя неважно. Многое мне не по душе. Мы еще ведь будем видеться и говорить.
Разговор стал не клеиться. Мы расстались. Я избегал потом встреч со старым другом. Меня интересовали другие встречи.
Екатеринодар наполнялся пленными. Новые партии из-под Новороссийска все прибывали и прибывали. Казалось, конца не будет жертвам новороссийской драмы. Пленных было так много, что в городе шутили:
– Кто у кого в плену?
Действительно, пленных было по виду гораздо больше, чем победителей! Офицеров никто не трогал. Кубанские офицеры даже с оружием прибывали. Кто жил на частных квартирах, а кто поместился в лагерях, под которые были реквизированы гостиницы и постоялые дворы. Казаков сразу же направляли в воинские части.