. К шести годам она свободно читала и писала на трех языках, а ее богатая внутренняя жизнь сопровождалась яркими видениями, пророческими снами и предчувствиями. Уже тогда в ней жило знание о существовании Светлых сил, несущих помощь человечеству, с которыми она впоследствии вступила в реальное сотрудничество. Ее главный Наставник и Учитель вел ее от детства до последних ее земных дней.
Отец Елены, преподаватель Института гражданских инженеров, имел большую библиотеку, был человеком широкого кругозора и оказал большое влияние на формирование личности дочери. С ним она была более близка, чем с матерью, которая вела светский образ жизни и считала интересы и духовные устремления дочери совершенно излишними. Отца Елена Рерих вспоминает с теплотой и любовью и в автобиографическом очерке «Сны и видения», и в своих письмах, в одном из которых есть упоминание о том, что Иван Иванович любил просвещать свою дочь изречениями греческих мудрецов. «Эти изречения, сказанные всегда кстати, подкрепленные житейскими примерами, – рассказывает Елена Ивановна, – удивительно врезались в мое сознание и служили мне маяками на пути. Особенно же отец возмущался всякой ложью и лицемерием, и такое его отношение также резко сказалось во мне»[2].
Любовь к греческой философии и ее лучшим представителям – Пифагору, Анаксагору и особенно Платону, который упоминается в книгах Живой Этики под именем Мыслителя, – Елена Ивановна пронесет через всю жизнь. «Понимаю и разделяю Вашу любовь к греческой философии»[3], – напишет она Р. Я. Рудзитису в 1938 году. Идеи Платона о равноценности мужского и женского начал («половинчатые души»), о мысли как первопричине и венце творения («мысли правят миром»), а также о любви к познанию и благу как высшему назначению человека необычайно созвучны ее собственным концепциям о мире и человеке. «Считаю, что духовность Древней Греции стояла выше нашей, свидетелями чему является их высокая философия и целая плеяда величайших деятелей, творцов и величайших мыслителей. Философия их влагала великие идеи в прекрасные внешние формы, и мне кажется, что именно мы, утеряв духовность, перестали чувствовать и находить красоту»[4].
«В ней было сильно развито чувство красоты, – вспоминает о юной Елене Шапошниковой ее современница Наталья Шишкина, – которую она всюду проявляла как своим внешним обликом, так и своим внутренним содержанием… Вела она очень светский образ жизни, но всегда имела вид наблюдавшей жизнь, ищущей чего-то другого, более вдохновенного, более глубокого содержания; у нее были какие-то искания, и пустая, светская, шумная жизнь ее не вполне удовлетворяла»