Решив после большевистского переворота оставить службу, дабы советское правительство, основываясь на моих обязательствах как военнослужащего, не могло бы потребовать мое сотрудничество, я начал хлопотать об отставке.
Оставшийся за начальника Генерального штаба и за военного министра генерал-майор Потапов{95}, бывший военный агент в Черногории, мой старый знакомый, уговаривал меня повременить, оттягивая отставку со дня на день. Когда я ему говорил, что при настоящих условиях, когда за спиной у каждого начальника постоянно торчит по комиссару, в атмосфере обидного недоверия я служить положительно не в силах (принципиальный отказ от службы у большевиков в разговоре с ним был неуместен), Потапов обещал устроить меня в Военно-историческую комиссию по описанию настоящей войны{96}, где я буду работать в совершенно нейтральных условиях. Комиссию эту Потапов, по его словам, проектировал именно с той целью, чтобы сохранить офицеров Генерального штаба и не дать им рассеяться так, что потом и не соберешь.
Скажу несколько слов о Потапове, которого не нужно смешивать с другим тоже генералом Потаповым{97}, вошедшим в состав военной комиссии Совета солдатских и рабочих депутатов[22] в первые же дни Февральской революции, комиссии, из которой вышли приказы № 1 и № 2 и проект Декларации прав солдата. Насколько последний был сумасбродный, неуравновешенный субъект и авантюрист, настолько второй, то есть исполняющий должность начальника Генерального штаба, был спокойный, положительный человек. Не думаю, чтобы он сочувствовал большевикам и разделял их идеи или прозревал их окончательное торжество. Нет, он остался на месте потому, что ему не хотелось трогаться с него и было почти безразлично, кто им верховодит{98}.
Припоминается мне по этому случаю характерное выражение из воспоминаний Саблукова{99} о цареубийстве 11 марта 1801 года. Когда весть о смерти императора Павла I разнеслась по городу, военные власти распорядились командировать в Михайловский замок по нескольку нижних чинов от каждой войсковой части Петербургского гарнизона, дабы они могли лично убедиться в действительной смерти императора и тем предупредить возможные беспорядки. Когда вахмистр Конного полка, в котором служил Саблуков, вернулся из замка, Саблуков спросил его, видел ли он усопшего императора.