– Баа-ааа-нзааай!!!
Глухой грохот копыт по влажному, перемешанному с грязью снегу, азарт, полнейшее отсутствие мыслей…
– Баанзай!
– Мать твою сучью!
Всадники сшиблись, осаживая разогнавшихся коней. Бестужев без труда увернулся от первого, наобум, удара, повернул Арапчика, прикрылся клинком, готовясь к замаху. Скуластое, косоглазое лицо, разодранный в крике рот (зубы великолепные, белейшие, один к одному – выхватило сознание нереально четкий кусочек происходящего), желтые петлицы, желтый околыш фуражки с пятиконечной звездочкой, взлетевшая сабля…
Бестужев так и не осознал, что произошло. Его изготовившаяся к парированию и удару рука с шашкой даже не повисла, а словно бы пропала неведомо куда – и клинок японского офицера сверкающей полосой обрушился на него, ударил в лоб, замораживая нежданной стужей…
Он дернулся, открыл глаза. Через несколько томительных мгновений, исполненных хаотичного мельтешения мыслей и ощущений стало ясно, что японские кавалеристы были всего лишь сонным кошмаром, призраком из прошлого. Однако в лоб ему и в самом деле упиралось что-то твердое и холодное, невеликое размерами. В каюте стоял почти полный мрак, до рассвета еще определенно далеко. Учитывая обстановку, прижатая к его лбу штуковина, будем пессимистами, скорее всего являлась револьверным дулом – в данной ситуации именно этого и следовало ожидать…
Сон улетучился, осталась доподлинная реальность, в которой над Бестужевым нависала смутно угадывавшаяся в полумраке человеческая фигура, от которой несло дешевым одеколоном и табаком – что никак не позволяло причислить эту персону к миру бесплотных духов.
Раздался приглушенный, неприятный голос:
– Только дернись у меня, парень. Мозги вышибу, клянусь Мадонной…
Это было произнесено по-немецки, со своеобразным акцентом. Не пришлось долго напрягать память, чтобы припомнить, где он уже слышал этот голос – с его обладателем в Вене приходилось встречаться даже дважды, и всякий раз встречи эти протекали, если можно так выразиться, в весьма занятной обстановке…
Глаза понемногу привыкли к полутьме – точно, коренастая фигура в котелке, а рядом угадывается вторая… Она-то и склонилась над постелью, под подушку, рывком приподняв голову Бестужева, скользнула рука и принялась старательно обшаривать постель, безусловно, в поисках того предмета, какой иные мизантропы сплошь и рядом перед сном именно туда кладут, иногда даже сняв с предохранителя.