Он наставительно покачал пальцем, увидев вопрос. — Настоящий
коммунист должен быть политически грамотным.
Надеюсь скептицизм на моём лице не сильно проявился.
— Страна воюет, а мы тут будем приспосабливаться и жить себе
поживать? Так может и остальным лапки кверху поднять? Тогда никто
не умрёт? Нет, Коля, не бывает так. Поверь мне, будут массовые
казни, расстрелы, или ещё что похуже.
Пострадает много невинных. Женщины. Дети.
— В Сербии также брали заложников и расстреливали. За одного
раненого убивали пятьдесят, а за убитого — сотню. Но это отнюдь не
следствие, наоборот. Убивали и убивать будут, нацисты всегда найдут
причину чтобы оправдаться.
***
Когда паровоз обстреляли из пулемёта, Павел Васильевич подумал,
что к ним пришло спасение и в лесу скрываются, как минимум до роты
красноармейцев. Но стрельба не продлилась долго. Вскоре, к
остановившемуся составу, на насыпь вытащили троих избитых
пограничников. Под громкий смех, гитлеровцы футболили их ногами,
пока руководящий ими офицер не приказал заканчивать.
Вставая на цыпочки, пленные выглядывали и комментировали
происходящее для стоявших у другого борта.
— Штыками закололи суки.
Добиваясь тишины, над головами зашумевших русских простучала
короткая очередь из крупнокалибеного.
— Павел Васильевич, парни бежать будут. — Внезапно сообщил
Шалдин.
Комиссар недоумённо огляделся. Видимо слишком сильно погрузился
в свои мысли и не услышал начавшихся шепотков.
Пользуясь тем, что большинство фрицев находились с другой
стороны, пленные рванули через борта. Подставляя руки, перекидывали
друг друга наружу.
Конвойные на крышах соседних вагонов, офигев от такой наглости,
нажали на гашетки. Злыми шмелями загудели пули. Раздирая тела, они
летели дальше, забирая сразу по несколько человек, но обезумевшие
от страха люди бежали к спасительной зелени.
Кулешов приземлился неудачно, попав грудью на чей-то
выставленный локоть. Согнулся от боли, но лейтенант, который
выбросил его, спрыгнул следом, схватил и потащил за собой.
Из четырёх вагонов по восемьдесят человек в каждом, убежать
смогли всего лишь пятнадцать. Тремя неравными группами, они
постепенно расходились всё дальше и дальше.
Когда, выбившись из сил, попадали на ковёр из сосновых иголок и
задыхающийся от боли комиссар увидел, что их только четверо, он до
крови закусил губу, сдерживая крик бессильной ярости.