Следуя прежним курсом, углядел в конце улицы длинное одноэтажное
здание с высокими оконными приёмами. До него было ещё довольно
далеко – пройти вдоль нескольких домов, а затем пересечь площадь.
Но, главное я уже увидел, на на всю высоту здания красовался плакат
с до боли знакомым прищуром над усами.
Временной разброс сократился примерно до тридцати лет, при
Хрущёве изображения "Отца народов" не вешали, это я точно
помнил.
Теперь бы найти свежих газет и местечко для лёжки и при этом не
попасться в "ежово-ягодо‐берийные" руки "кровавых" чекистов с
холодным сердцами. Лютых волкодавов, которыми стращали все
последующие поколения.
— Гражданин!
Упс. Накаркал? Повернулся к окликнувшему меня.
Ну, что же, они родимые. Оп-пачки! Петлицы. М-да, лучше бы
погоны. Ладно, с этим потом, сейчас попробуем отбрехаться.
— Кто такой будешь? Откуда? Документик имеется? — Спросил
высокий рябой парень лет тридцати.
"Проездом..." — Хотел было начать, но всё заготовленное осталось
в уме. Открыв рот, я не смог выдавить из себя ни единого звука. —
"Твою ж налево!"
Посмотрев на мои потуги и, не добившись от меня ответов, рябой
схватил меня за шиворот. Второй, тот что постарше, начал сноровисто
вязать мне руки обрезком припасённой верёвки. Стянутые запястья
сразу заныли от грубых волокон и пережатых сосудов.
"Изверги! Мля! Нахрена связывать?!" — Приходили нецензурные
мысли о творящемся беспределе, но, вдруг я забыл о таких мелочах. В
голове возник другой вопрос, для меня, куда более важный. Какого
хрена я вообще дал себя схватить и добровольно завёл руки за спину?
И речь не о том, что в данный момент я мелкий, а они взрослые
мужики. Ответка на такие действия у меня всегда была на автомате.
Был бы я самим собой, эти мудаки сейчас бы имели, как минимум
вывихи.
— Помощь нужна?!
О! Ещё менты подъехали! Только эти отличались. Если первые двое
были в синих галифе и серых гимнастёрках с фуражками, то новенькие
– полностью синие. Видать разные функции выполняют. Из подъехавшей
машины (тот самый? Знаменитый чёрный воронок?) вышел только
водитель. Второй, самый молодой из этой четвёрки, остался сидеть на
переднем сиденье, уставившись на мою скрюченную фигуру.
Краем уха прислушиваясь к их разговору, пытался разобраться в
своих ощущениях. То, что я не могу произносить звуков, плюс мои (не
мои) реакции, требовало ответов, и желательно скорых. Без
возможности защитить себя словами и действиями, чувствую, ночевать
буду в камере. Что ждёт дальше? Не знаю, но точно мне не
понравится.