Тео откинулась на подушки и прикрыла глаза. Реальность погасла,
утонув в черноте, и осталось только безумное, неостановимое
вращение. Мир кружился, а вместе с ним кружилась и Тео, и в голову
лезли кадры давно забытого кино. Подбитый вертолет падает, оставляя
за собой шлейф из дыма и пламени, и горящая кабина вращается в
противоположную от винта сторону. Вращается… Вращается…
Вращается…
— Может, вам водички попить? Кисленькая, холодненькая… Попейте,
лучше станет.
Открыв глаза, Тео увидела перед собой стакан, в котором плавал
золотистый кружок лимона.
— Благодарю.
Она прижалась губами к стеклу, глотая прохладную кисловатую
воду. Безумное ощущение вращения действительно отступило — как
будто неопровержимая реальность воды привязывала Теодору к этому
миру, фиксировала в нем, словно гвозди — сползающий ковер.
Наверное, она все-таки сумасшедшая. Или это все из-за комы.
Может быть, все, кто впадают в кому, видят бесконечные красочные
сны — а потом не могут отличить их от реальности.
Но последнее, что нужно Теодоре — чтобы ее считали чокнутой. И
Тео, прикрыв глаза, медленно вдохнула пропитанный лавандой и
нафталином воздух.
— Вот видишь: все в порядке. Больше никаких слез, — она
улыбнулась Мэри самой безмятежной улыбкой, которую смогла
изобразить. — Я очень похудела, но ты совершенно права: мне нужно
поправляться. Поэтому давай сюда бульон и гренки.
— Вот это правильно! Вот так вот и надо! — обрадованная Мэри тут
же опустилась на кровать, протягивая Теодоре фарфоровую пиалу с
бульоном. — Вы, госпожа, ничего не делайте, только ротик свой
открывайте. А я вас покормлю.
— Я могу сама…
— Конечно, можете. Никто ж и не спорит. Только не в этот раз, —
Мэри протянула ей ложку, в которой плавал золотистый кружок
растаявшего жира. — Сегодня так покушаете, а как сил наберетесь —
тогда уж сами. Ну-ка, глотайте бульон, глотайте… Вот так, молодец!
А теперь еще ложечку, с курочкой…
Послушно пережевывая недосоленное сухое мясо, Тео дождалась
паузы в бесконечной болтовне.
— Мэри, я хотела тебя спросить…
— Да, госпожа? — на секунду оторвалась от разделывания курицы
служанка.
— Я долго болела?
— А вы что же, не помните?! — у Мэри от изумления округлились
глаза.
— Да я как-то… Кое-что помню, кое-что нет. Мысли путаются — от
слабости, наверное.
— Конечно, от нее! Вы бульончик кушайте — и быстренько
поправитесь! А что помните-то? — в глазах у Мэри плескалось
откровенное детское любопытство.