Из сообщений СМИ Вологодской области, апрель 2001
года.
Пить, в русском понимании этого слова, начали сразу же после
Москвы. Грани дисциплины и осознания того, что это поездка на
войну, и всё будет серьезно отошли на третий план. Рассказы
«бывалых и битых», уже не приводили должного строго‑страшного
впечатления. Да и присутствие живых – здоровых рассказчиков
подсознательно оставляло лишь ощущение просмотренных фильмов,
естественно, с разной режиссурой: от эмоционально‑цветного до
мычаще‑черно‑белого.
Как‑то незаметно исчезла из проходов плацкартных вагонов мощная,
увенчанная «афганской» панамой, фигура полковника Куликова. Правда
не смыло с вагонного горизонта зама по тылу, но отношение к нему
изначально не отличавшееся глубоким трепетом и уважением, через
300–400 километров и вовсе трансформировалось в восприятие его, как
некоего «домового», а точнее, как в «Чародеях», «вагонного». Его,
согласно табелю положенности, суетливо‑деловитая фигурка
периодически возникала из плотного, пропахшего несвежими телами,
воздуха, что‑то пытаясь учесть, записать, сосчитать и снова
исчезала. Общего хождения отсеков к отсекам пока ещё не было, ввиду
того, что пассажиры как следует не познакомились. Но всё, как
говорится, впереди.
Катаев, бездумно листал «В августе 44‑го» сидя на верхней полке.
Ввалившись несколько часов назад в первый по счёту отсек, он, желая
дистанцироваться от железнодорожной суеты, сразу же, закинул баул
наверх. Так сказать, забронировал для себя «место под солнцем».
Вагонная жизнь меж тем входила в привычную колею. После
очередного прохода «тыловика», в нескольких отсеках наступило
заметное оживление. То от сотрудников по линии МОБ, то из купе КМ
на «продол» выглядывала голова и, воровато оглядевшись, шмыгала
обратно. Затем, в отсеках негромко раздавались фразы, типа:
«Давай», «Всё тихо» и слышался характерный звук соприкосновения
горлышка со стаканом, растворявшийся в плацкартной какофонии
звуков.
В купе, помимо Кости, расположился начальник отдела УР майор
Кутузов Михаил Анатольевич. Человек конкретной внешности,
вызывающей ассоциацию с каким‑нибудь фельдфебелем Гансом из фильмов
о вой не. Причём не с тем, который присутствует в концлагерях, а
скорее, которого пластуны‑разведчики сняли с поста и приволокли в
наш тыл в качестве «языка». Где и выяснилось, что он солдат, просто
солдат, выполняющий приказы. Вот в Мише и сочеталась солдатская
исполнительность с «дембельской» невникаемостью в детали. Если
надо, значит надо, значит так и будет. Высокий, плотный, рыжий,
хоть и не огненно, но несомненно. Словом, крепкий во всём. Такого,
наверное, не замутишь, не собьешь. Уже второй час он стоял на
выходе из отсека, поглядывая в проход, следя за внешними рамками
соблюдения дисциплины.