— Так это вообще не проблема, —
обрадовался моему согласию лопоухий. Ваш Владимир… м-м-м…
— Колыванов Владимир Васильевич, —
подал голос сидевший доселе молча Куропаткин.
— Да, именно! Ваш Владимир Васильевич
в Казани придётся как нельзя кстати, — продолжил Хайруллин. —
Тренера Чемпиона СССР мы в плане работы и бытовых условий уж точно
не обидим. Завтра с утра ему позвонят из республиканского
спорткомитета и сделают хорошее предложение, которое Вы, надеюсь,
поддержите.
Сказав это, ушастый встал из кресла,
пожал мне руку и, направляясь к выходу, на прощание добавил:
— Будем очень признательны, если
через две, максимум три недели, Вы уже переберётесь в Казань.
Тем временем, лейтенант Куропаткин
толкнул, было, дверь, но при этом нехитром действе встретил
неожиданное сопротивление. Практически одновременно из коридора
раздался громкий вскрик и звон битого стекла. Выглянув наружу, мы
увидели сюрреалистичную картину: на полу вольготно раскинулась
вредная бабка, щедро покрытая стеклянной крошкой от разбитого
вдребезги стакана.
— Подслушивать нехорошо, Валентина
Степановна, — дробно рассмеялся капитан КГБ Хайруллин, после чего
ловко переступил через старую каргу и, сопровождаемый Куропаткиным,
отправился восвояси.
***
Следующим утром я проснулся от
невнятного, но крайне назойливого бубнежа, доносившегося из
коридора. Через пару минут в дверь моего номера громко постучали,
и, открыв её, я впустил в комнату надоевшего мне до чёртиков
Колыванова.
— Вот теперь видно, что на этаже
живёт настоящий боксёр, — со смехом пророкотал «нянь», бесцеремонно
плюхаясь в кресло. — Ты за что, оболтус, тётю Валю избил?
— Василич, ты мне дашь когда-нибудь
нормально поспать или нет? — поинтересовался я вместо ответа. —
Работу я свою сделал, чемпионом стал. Имей совесть!
— Что ты там сделал?! — возмутился
Колыванов. — Ты мне лучше скажи, как мы с такой ленью и равнодушием
будем побеждать Джонсона? Так что, Дима, давай — ноги в руки и на
пробежку, а потом у меня к тебе будет очень серьезный разговор.
В итоге я, местами мысленно, местами
вслух проклиная усатую гадину, нехотя натянул спортивную форму и
вышел из комнаты.
— Доброе утро, Валентина Степа-а-а… —
решил я, было, проявить вежливость по отношению к карге, но в ту же
секунду завис, поскольку за ночь последствия её вчерашнего падения
обозначились во всех подробностях. Проще говоря, под левым глазом у
бабки натурально проступил огромный синяк, игравший сейчас всеми
цветами радуги.