– Напрасно переживаете, отче, – улыбнулся отец Сергий. – Ваша фамилия тоже плескалась в их чёрных списках. Я своими ушами слышал, как кто-то из них говорил: «А вот есть ещё такой поп Александр Ионин, надо бы за ним направить людей в село Тихое. Уж вражина так вражина!»
– Ну слава Богу! – утешился отец Александр. – А то уж я взялся подумывать: «Может, что не так делаю, плохо стал служить?»
– Гляньте на него! – возмутилась матушка. – Радуется, что его тоже хотели прижучить!
– Конечно, матушка, – терпеливо отозвался отец Александр на реплику своего точильного камня. – Что может быть слаще, чем пострадать за веру православную! А вот если бы меня спросили, на какую я работаю разведку, – размечтался он далее, – я бы охотно назвал французскую и японскую.
– Зачем же японскую? – сердито удивилась матушка. – Ты и японского языка совсем не знаешь.
– Кое-что знаю, – возразил отец Александр. – Например, японцы совсем не произносят букву «эль». Мы говорим «ландыш», а они скажут «рандыш»; «Латвия», а они «Ратвия»; «лиловый», а они «рировый». Но смешнее всего, как мне рассказывали, они произносят имя главного прохвоста – Рэнин. И вместо «Ленинград» говорят «Рэнинагарада».
– Это ты, отец Александр, вероятнее всего, сам сейчас придумал, только непонятно, зачем, – продолжала сердиться матушка. Её до сих пор угнетала мысль, что они бросили насиженный тёплый уголок в Тихом и теперь едут в пустыню мира, где всё надо будет начинать заново.
– Не серчай, Алюня, – обнял её отец Александр. – Помнишь, как Марковна спрашивала Аввакума: «Долго ли нам ещё страдать?», а он ей?
– «До самой смерти, Марковна, до самой смерти, инда еще побредем», – немного смягчаясь, ответила матушка. Ей нравилось, когда она могла блеснуть своим образованием, и батюшка этим умело пользовался, нарочно задавая вопросы, на которые она, не моргнув глазом, могла дать ответ.
– А мы, однако, ничуть не страдаем, а едем в этом роскошном кабриолете, или как ещё можно назвать сей полумузейный экипаж? Солнышко светит, птички поют. Мы сытые, одетые, обутые, едем совершать миссионерские подвиги, что может быть радостнее!
– Обидно только, что всё сие приходится совершать под немцем, – тихонько проворчал отец Сергий.
– И немец не вечен, и большевики не вечны, – возразил отец Александр, – а токмо один Иисус Христос.