Одеяло, простынь и подушка были насквозь мокрые, но сменить их, увы, нечем. Оставалось лишь свернуться калачиком, и уже в который раз провалиться в бредовые сновидения. Сложно сказать, сколько прошло времени, может час, а возможно, и сутки – в таком состоянии тяжело понять. Но когда я снова вынырнул в реальность, почувствовал себя намного лучше. Разбудил меня лязг задвижки. Я открыл глаза и увидел Грифа, в руках которого находился поднос.
— Как самочувствие? — с широкой улыбкой поинтересовался он.
— Как будто меня через мясорубку провернули, — честно ответил я.
— На вот, поешь, — он поставил поднос на табуретку рядом с кроватью.
— Долго вы меня под замко́м содержать собираетесь?
— Пока не разберёмся, что ты за фрукт.
— Скорее уж, овощ.
— Ха-ха, да, есть такое дело. Ладно, не дрейфь, для начала поправляйся, на ноги встань, после погутарим, решим.
— Да что-то аппетита нет, — поморщился я, глядя на пустой бульон желтоватого цвета.
— Во время еды придёт. Ешь, мы ради тебя курицу зарубили, а он ещё нос воротит.
— Мне бы в туалет.
— Пойдём, провожу.
Я сел на кровати и переждал, пока пройдёт головокружение, даже не сразу понял, что на мне нет совершенно никакой одежды. Интересно, кто меня раздевал? Да и грязь всю, похоже, отмыли. Нет, судя по всему, на этот раз мне действительно повезло попасть к хорошим людям. Интересно, а есть хоть малый шанс задержаться у них подольше, примерно так: навсегда? Очень уж не хочется возвращаться к непонятной, даже неопределённой жизни.
Я закутался в одеяло, и мы выбрались на улицу. Свежий воздух быстро выветрил туман из головы, и вместе с тем жутко захотелось покурить. Но это после, вначале стоит опорожнить мочевой пузырь, иначе он непременно лопнет. Гриф проводил меня до деревянного туалета, где я с наслаждением слил лишнюю жидкость из организма.
— Сигареткой не угостишь? — попросил я его, как только выбрался из сортира.
— Извини, не курю, — развёл тот руками. — Ты иди поешь вначале, а я пока у Михалыча пачку тебе выпрошу.
— Он у вас старший?
— Скорее, самый опытный. Начальников, как таковых, больше не осталось. Захочешь жить — прислушаешься, нет — тебя никто силой держать не станет и рублём не накажет.