И, к слову, Люция говорила, что «мой» отец был сильным магом. Может, и мне частичка магии перепала от родителей?..
Зря я подумала о родителях. Мои там, наверное, с ума сходят от горя. И ни позвонить, ни весточку передать. А я… я никогда их не увижу! Я сглотнула ком в горле. Нет, нельзя расклеиваться. Мне повезло больше, чем моему двойнику в этом мире — мама с папой живы, пусть даже нам больше никогда не встретиться, но я знаю, что они живы. А горе… проходит.
Я вытерла слезы — как ни уговаривала себя, что не время расклеиваться, они все же прорвались. Накрыла полотенцем корзинку с едой. Белоснежное полотно казалось ослепительным на фоне пыльного стола. Кошмар, ну и свинарник, а я еще в нем ела?
Что ж, говорят, уборка успокаивает. Вот и… успокоюсь. Только осмотрю дом, чтобы определиться, с чего начинать.
Я толкнулась в дверь по правую руку от входа, та не поддалась. Я внимательно оглядела ее, вопреки всякой логике выискивая радужные переливы. Нет, просто тяжелая прочная дверь, закрытая на замок.
Что ж, нет так нет. Может быть, где-нибудь в доме я обнаружу ключи. Я же почти еще ничего не видела. С этой мыслью я поднялась по лестнице.
На втором этаже обнаружилась бальная зала, две комнатки, заставленные разнообразными креслами, пуфиками и козетками; кабинет в котором не оказалось ни бумаг, ни книг, лишь пустые полки. Несколько спален.
В комнате, похожей на гардеробную, нашлось зеркало в полный рост. Я сняла ткань, что занавешивала его, осторожно — так осторожно, словно девушка из зазеркалья могла утащить меня за собой — заглянула в него.
Это была я — и не я. Наше отражение меняется каждый день, по чуть-чуть, незаметно. Вот внезапно обнаруживается морщинка в уголке глаза, вот вдруг оказывается, что цвет лица стал не таким свежим. И лишь разглядывая старые фотографии, мы начинаем понимать, как бежит время.
Очерченная резной рамой, словно рамкой старой фотографии, на меня смотрела девочка, какой я, наверное, была лет десять назад. Этой мне было от силы восемнадцать. Рыжие волосы, белая кожа. Гораздо бледнее моей — ко мне загар не лип, но эта девочка выглядела словно никогда не видела солнца, и лишь усыпавшие нос и скулы веснушки, говорили, что это не так.
Стройная… Пожалуй, даже по нашим меркам скорее худая, чем стройная, а по здешним, насколько я успела заметить, как сложены люди на улице, и вовсе тощая. «Приют», — сказал Айгор. Не кормили ее там совсем, что ли? Царапина на скуле, встрепанные волосы, в которых кое-где до сих пор торчат соломинки. Под глазами легкие синие тени — впрочем, после такой ночки, как сегодня, я-настоящая выглядела бы куда более помятой.