Думая, что это уже проволочные
заграждения противника, разведчики тут же начали делать
проходы.
Секреты второй роты, услышав
характерные звуки, тут же доложили дежурному по участку, а уже он –
командиру второй роты.
Тот немедленно вывел своих
подчиненных из землянок и они встали на боевые ступени. Огня пока
им не было приказано открывать – пусть германцы ближе подползут.
Ночь же, ничего не видно…
Вторая рота навела пулеметы в сторону
звуков перерезаемой проволоки.
Привели в полную готовность
минометы.
Снайперы заняли свои позиции.
Гранаты тоже полететь на головы
противника были готовы. Бойцы уже предохранительные колпачки с
детонаторов сняли.
Вся вторая рота замерла. Сейчас как
вдарим… Полетят клочки по закоулочкам.
Тут и красная ракета взлетела.
Повисла на своём шелковом парашютике, освещая всё вокруг. Это
командир второй роты своим бойцам сигнал подал.
Зашипели траншейные пушки.
Полетели ружейные и ручные
гранаты.
Начали бить пулеметы.
Сотни винтовок включились в
работу.
Ракеты взлетали одна за другой – ими
нас французы не жалея обеспечили.
Тысячи пуль начали терзать солдат
четвертой роты. За проволокой стали слышны крики раненых и хрипы
умирающих, однако, что это свои же с жизнями расстаются в окопах
второй роты не понимали.
Свои били своих. Четвертая рота тоже
огнём на огонь ответила.
Стрельба продолжалась более часа.
Четвертой роте повезло – командир
второй роты решил сам отбиться и не попросил помощи артиллерии.
Если бы он это сделал, от охотников из четвертой роты одни рожки да
ножки остались.
Четвертая же рота, встретив сильное
сопротивление противника, так они думали, начала отползать и
вернулась в свои окопы.
Бой затих.
Двадцать семь трупов.
У меня – тридцать шесть пациентов
разной степени тяжести.
Так моя серьезная работа на
французском фронте и началась. Из-за любителей орденов. Нет,
отдельные раненые и больные были, а тут сразу полон рот заботы
привалил.
Первый раненый у нас появился опять
же из-за командира четвертой роты. Тот он ещё чудила был. Солдат у
него проштрафился, а он ничего другого не придумал, как поставить
его с полной выкладкой под винтовку на передней линии на шесть
часов.
Солдата поставили на боевой ступени в
неприкрытом сверху окопе. Он, как и все наши, был высокого роста,
поэтому его штык и затылок оказались на виду у германцев.