- Весь, Иван Иванович. Там и
осталось-то…
Да, жалко. Палатку, где мы
инструменты стерилизовали, при обстреле тоже снарядом накрыло.
Изделия завода князя Александра Владимировича, хоть и стальные, но
не вечные. Пусть теперь французы восполняют. У них хоть
хирургический инструментарий похуже нашего, но на безрыбье и раком
свистнешь.
До остатков бригады мы добирались
верст пятнадцать. Что-то пока недалеко наших отвели. Снова хотят в
бой бросить? Что там бросать-то…
Роты были размещены в какой-то
деревне. Как называется? Впрочем, какая разница – этих деревень на
нашем пути уж сколько было.
Дорогой я подремал, но не выспался.
Ещё и голова болела, настроение было паршивое.
Да уж…
Солдаты, что бродили по узеньким
улочкам были оборванные, даже на вид уставшие. У каждого было
что-то немецкое – винтовка, карабин, германский брезентовый или из
тюленьей кожи ранец…
Я заметил одного даже в трофейной
каске. Здесь-то он зачем эту железяку на голове носит?
Рязанцев потеснил своё хозяйство и
нас разместили. В тесноте, да не в обиде. Я чуть-чуть перекусил от
щедрот Никифора Федоровича и прилёг досыпать. Уже закрывая глаза
вспомнил, что надо бы посмотреть, что там с раной у него на голове.
В последние дни не до такой мелочи было…
- Владей.
Как проснулся, я опять же был
накормлен и оделен Рязанцевым подарком.
Не знаю, уж откуда он его добыл,
интендант-проныра. Подарок был хорош – парабеллум и две сотни
патронов к нему.
- Спасибо. Не откажусь.
В голову, непонятно с какого
перепуга, у меня пришли слова песенки, что трудно жить в деревне
без нагана – нечем председателя убить. До председателей колхозов
дело ещё далекое, но всё к тому идёт. Тут они в империи одну
революцию уже учинили, Николай Александрович от престола уже
отрекся, а Михаил его не принял.
Такие вот пироги…
- Смотри, Иван Иванович, что мне тут
ещё по случаю досталось. – бригадный интендант протянул мне пачку
почтовых карточек. – Знают наши об увлечении дочери, вот и несут
всякую-всячину… Даже такую гадость.
Да, раньше бы такое не принесли…
Немецкие открытки содержали
карикатуры на российского императора. Сейчас они были уже не
актуальны. Нет у нас опоры и надежи.
На лежавшей первой в пачечке почтовой
карточке Николай Александрович был изображен в лаптях, в каких-то
просторных деревенского вида портках и рубахе. Ещё и с
многочисленными разноцветными заплатами. В жизни бы ни одна
российская баба своему мужику таких не сделала. В селе Федора,
когда и где у кого заплатка на рабочей одежде имелась, всегда была
в тон.