С выбором жилища я определилась сразу, как попала сюда. Ни секундочки не сомневаясь. Почувствовала, что моё. Сразу внесла накопленный за несколько лет первоначальный взнос и оформила ипотеку.
Достаю чистое постельное и полотенце из шкафа. Оля щебечет без умолку. Рассказывает о родителях, учебе, предстоящей практике. Мы мало общались, и я практически ничего о ней не знаю.
Внутри разъедает мысль, что и знать особо не хочу. Она для меня олицетворение моих неудач. Мой вечный антипод.
Её любить можно - Меня нельзя. Эта данность.
- Покажешь мне город завтра? – спрашивает дружелюбно, выходя из ванной комнаты в пижаме.
- Нет, меня не будет в выходные. Оставлю тебе ключ и свой старый телефон.
- А куда ты поедешь? Можно я с тобой?
- Нет, - говорю ровно. – Я буду не одна.
- У тебя что парень есть?
Устало вздыхаю, отвернувшись.
Я не хочу сближаться. Мы не чужие по крови, но близкой она мне никогда не станет. Моей природной доброты хватает только на то, чтобы общаться с ней, как с обычной знакомой.
- Спи, - говорю, выключая свет.
*
Утро встречаю в отличном настроении.
Собираю дорожную сумку с теплыми вещами. Надеваю бежевые легинсы с коротким топом в цвет. Волосы собираю в высокую шишку, выпустив пару прядей у лица. Макияжем решаю пренебречь. Цвет кожи, благодаря моему косметологу, не нуждается в коррекции.
- Ты уже уезжаешь? – заходит на кухню Оля, когда я допиваю кофе после завтрака.
- Да, доброе утро.
- Жалко, - тянет она печально.
- В холодильнике есть продукты. Приготовь себе что-нибудь.
Сестра скромно улыбается, словно стесняясь.
- Что? – спрашиваю раздраженно.
- Я не умею готовить. Вообще.
- В смысле?
Я в шоке. Ей почти двадцать два.
- Мама всегда готовит. Я как-то и не старалась научиться.
- Значит, время пришло…, - резко говорю, громко отставляя кружку.
Я злюсь. Не хочу. Но злюсь.
Боже.
Я хотела просто чуточку любви. А она купалась в ней, как в гребанном океане. Агрессия давит изнутри, стирая всё на своем пути. Мне казалось, обида давно забыта.
Приготовление пищи – это то, что я делаю лет с девяти. Бабушка тогда простыла и даже встать с постели не могла от слабости. Мне надо было кормить её и самой не умереть от голода. Никогда не забуду, как разделывала первый раз сырую курицу на бульон. Ревела навзрыд. Просто давилась слезами. Потому что это было очень неприятно и мерзко.