Но Теглев не шевелился, не спрашивал, кто стучит, а только подпер голову рукою.
Видя, что это больше не действует, я спустя немного времени притворился, что просыпаюсь, и, вглядевшись в Теглева, принял удивленный вид.
– Вы разве куда ходили? – спросил я.
– Да, – равнодушно отвечал он.
– Вы всё продолжали слышать стук?
– Да.
– И никого не встретили?
– Нет.
– И стук прекратился?
– Не знаю. Теперь мне всё равно.
– Теперь? Почему же именно теперь?
Теглев не отвечал.
Мне стало немножко совестно и немножко досадно на него. Сознаться в своей шалости я, однако, не решался.
– Знаете ли что? – начал я. – Я убежден, что всё это – одно ваше воображение.
Теглев нахмурился.
– А, вы полагаете!
– Вы говорите: вы слышали стук…
– Я не один стук слышал, – перебил он меня.
– Что же еще?
Теглев качнулся вперед – и закусил губы. Он, видимо, колебался…
– Меня звали! – промолвил он наконец вполголоса и отвернул лицо.
– Вас звали? Кто же вас звал?
– Одна… – Теглев продолжал глядеть в сторону. – Одно существо, про которое я до сих пор только полагал, что оно умерло… а теперь я это наверное знаю.
– Клянусь вам, Илья Степаныч, – воскликнул я, – это всё одно воображение!
– Воображение? – повторил он. – Хотите сами убедиться на деле?
– Хочу.
– Ну, так выйдемте на улицу.
Я наскоро оделся и вместе с Теглевым вышел из избы. Против нее, по ту сторону улицы, не было домов, а тянулся низкий, местами сломанный плетень, за которым начинался довольно крутой спуск на равнину. Туман по-прежнему окутывал все предметы – и за двадцать шагов почти ничего не было видно. Мы с Теглевым дошли до плетня и остановились.
– Вот здесь, – промолвил он и понурил голову. – Стойте, молчите – и слушайте! – Я, так же как он, приник ухом – и, кроме обычного, до крайности слабого, но повсеместного ночного гула, этого дыханья ночи, не услышал ничего. Изредка переглядываясь друг с другом, простояли мы неподвижно несколько минут – и уже собирались идти дальше…
«Илюша!» – почудился мне шёпот из-за плетня.
Я глянул на Теглева – но он, казалось, ничего не слыхал – и по-прежнему держал голову понуро.
«Илюша… а Илюша…» – раздалось явственнее прежнего – настолько явственно, что можно было понять: эти слова произнесла женщина.
Конец ознакомительного фрагмента.