Переродившись в теле юного
Володкевича, я лишился большей части своих магических навыков. А я,
между прочим, считался одним из величайших волшебников своей эпохи.
Довольно быстро выяснилось, что местная энергия ки — это одна из
форм привычного мне эфира. Я начал ставить эксперименты,
исследовать границы своих возможностей. По крупицам собирал
утраченное. Постепенно отчаяние сменилось холодным расчётом и
уверенностью в своей победе. Не впервые Гримаун поднимается из
грязи. Ох, не впервые...
Пустошь ускорила моё развитие.
Многократно ускорила.
И сейчас я не имею права на
ошибку.
Волшебники моего уровня привыкли
жить долго. Магистр Урфис, например, видел падение Бунгарского
Ханства, а это случилось восемьсот лет назад. Оперирование эфирными
потоками требует вдумчивого, основательного подхода. Есть техники,
которые осваиваются десятилетиями. Но здесь моя плоть немощна,
каналы недоразвиты и... у меня нет этих десятилетий. Во всяком
случае, без полного биоконтроля. И я рассчитываю на прорыв в
обозримом будущем. Прорыв, которого можно достичь у незримых
рубежей Фронтира.
Нащупав кнопку на правом
подлокотнике, я опустил кресло в горизонтальное положение. Открыл
секцию в переднем сиденье, чтобы достать плед с подушкой.
Самое время поспать.
— Красивый у тебя кот, — раздался
грубоватый басок справа. — Можно погладить?
Бесцеремонный сосед уже тянул руку,
и Троглодит зашипел.
— У, ты какой, — бородач коротко
хохотнул. — Не бойся, я не кусаюсь.
Меня пьяный детина, казалось, не
замечал.
Что ж, дам последнюю попытку:
— Он не любит чужих.
— А тебя кто спрашивал, малец? —
сосед положил руку на мой подлокотник, всем своим видом давая
понять, что он здесь альфа.
Я уже собирался долбануть его
разрядом, но тут порадовал питомец. Порадовал и немного позабавил.
Лёгкая трансформация — и котоморф увеличивает пасть, удлиняет
клыки, меняет цвет глаз с сиреневого на жёлтый. Из пасти зверька
вырывается раздвоенный змеиный язык.
Бородач отдёргивает руку.
Вы бы посмотрели на его лицо в тот
момент! Выражение превосходства и самоуверенности как водой смыло.
Пьяный хмырь перекосился от суеверного ужаса и прошептал:
— Бесы... Хтонь... Тьфу ты, напасть
какая... — мужик сначала вжался в кресло, не отрывая глаз от
Троглодита, который ещё больше удлинил морду и даже покрылся
радужными чешуйками. Затем мой незадачливый попутчик встал, задом
выдвинулся в проход и на всех парах устремился в тамбур. До моего
слуха донеслось нечленораздельное бормотание. — Всё настойки эти...
говорила мама... не пей...