Тем временем, Юревич не спеша
проводил вскрытие, подробно и преспокойно комментируя процесс. Что
интересно, подопытный никак не реагировал на это вмешательство… в
себя. Наконец, Юревич добрался и до мозга.
— Вы это видите, Игорь Эдуардович? —
Юревич вскрыл черепную коробку, что отчётливо демонстрировала
камера на его скафе. — Весь мозг плотно пронизан нейросетью, но я
не наблюдаю того эффекта который был у профессора Смолина с его
ассистентами и у тех батарианцев. Слишком низкая мозговая
активность для столь поздней стадии трансформации, а она должна
была увеличиться втрое!
Доктор Смолин был руководителем тех
несчастных, что в числе первых занимались изучением кольев. Попав
под воздействие Левиафана он и его ассистенты самостоятельно
насадились на шипы, но, к счастью (не для них, но для науки), их
нашли раньше, чем процесс успел завершиться.
— Да, Вадим, вижу. Видимо, удаление
части головного мозга и установка имплантов не дали замкнуться
нейронной сети. Могу предположить, что нами были удаленны
критически важные для нейросети участки мозга, без которых процесс
не может завершиться. Если это так, то вот и причина, по которой
ресоциализированные так слабо подвержены внушению и сохраняют часть
контроля над своими действиями. Но всё равно, рано или поздно
импланты будут поглощены нейросетью.
Еще немного понаблюдав за
экспериментом, Стуков не сдержался.
— Сколько ещё пострадавших?
— Сейчас у нас четырнадцать
пострадавших. Мы говорим о тех, кто жив, само собой. Всего
пострадавших было тридцать восемь, пятнадцать из которых ученые.
Остальные, — Медведев кивнул в сторону операционной, — эти.
— И все они, — очередной кивок на
операционный стол, — в подобном виде?
— Нет, только четверо. Доктор
Смолов, быстро скончавшийся когда мы прервали процесс, два его
ассистента и данный субъект. Все остальные имеют лишь остаточное
влияние излучателя, которое мы и изучаем.
— Этот «субъект»… он также работал с
шипами вместе со Смоловым? Не похоже, чтобы его тело куда-то там
насаживали.
— Нет, он не работал со Смоловым и
вообще не участвовал в проекте, здесь он оказался неделю назад.
— Что? Как тогда…
— Мы имплантировали часть нанитов,
дабы досконально отследить процесс.
Не последовало ни длительной паузы,
ни мгновенного взрыва эмоций.
— Знаете что, Игорь? Это уже
слишком! Я понимаю случайные жертвы, но это? Эксперименты над
людьми, пусть и «такими»? У вас вообще рамки есть?! — Всё-таки
Стуков начал медленно выходить из себя, и этот с трудом обратимый
процесс набирал обороты, — Мало того, я — куратор данного проекта,
и почему-то об этом узнаю последним!